My name is Vladimir Еisner, I am 70 years old. I am a former hunter and fisherman, worked on the Taimyr Peninsula about 25 years. Now I live in Germany and write stories about animals that are published in Russia. Currently the store «Ozon.ru» is solding four of my books.
Приключенческая повесть для детей «Люди Огненной реки»
отрывок
…. — Тётя Римма! Так ты поварихой будешь на буксире?
— Нет, они сами с усами. Матросят-кашеварят. Я в городе буду работать. В школе. Учительницей.
— Не надо в городе! К нам приезжай. На метео, в большой комнате, школа всехная для начальных классов, столы, доска и мел. Училка каждый год новая у нас, вот и приезжай теперь ты! Там три метео-семьи, три аэро-семьи, детишек, наверное, штук шесть или семь. И я, и двое мальчиков с тундры. Мы в третий класс пойдём. Они ненцы, у них папа — оленевод. Иногда приезжает, ночует на метео и нам сказки рассказывает. Заслушаешься его! Вот, думаешь почему на реке столько золотых зайчиков-скобочков?
— От солнца и ветра, конечно.
— Это теперь, а в ранешные волшебные времена не было так!
— А как было в те чудесные времена?
— Тогда было много-премного зверей, а людей было мало. И как увидят люди друг друга, так бегут навстречу, улыбаются и кричат: «Ань, дорова-та!» И обе руки поднимают вверх и ладонями по ладоням стучат, здороваются. А потом костёр разожгут и чай пьют. И если понравятся друг другу парень и девушка, то делают свадьбу.
И все пляшут со смехом и радостью.
Улыбки их соскальзывали в воду и плыли на все стороны, и река запомнила.
И так осталось. И кто посмотрит на солнечные зайчики, обязательно улыбнётся, поэтому они никогда не исчезают. И поэтому река наша называется Огненная!
— Замечательная сказка! Надо бы записать.
— Сашка Бумажкин записывает.
— Так вас всего трое в третьем классе?
— Нет, еще в заповеднике двое девчонок-близняшек у директора ихнего. Ахтырские им фамилие. Тоже приезжают.
— Надо говорить «фамилия», Иван.
— Разве?
— Да.
— А наши все – «фамилие». И я так.
— Ты многие слова говоришь неправильно, Ваня: «вопше», «евонный», «еённый» и другие. Как слышал от взрослых. Но не беда, в школе выправишься.
— Мы все так говорим. И училка не ругает за неправильно… А ты интересно рассказываешь?
— Я думаю, интересно. У меня с учениками дружба. А ты книги читаешь?
– Да. У меня дома много и с папой покупали в отпуске, и парни привозят, и в школе меняемся. Но летом некогда: я на работе.
— Ах, эта работа!.. Ещё наработаешься за жизнь, – улыбнулась Римма, – скажи, а что такое «аэро». Метео я знаю – это которые погоду смотрят, аэро – это «Аэрофлот», а другие аэро не знаю.
— Аэро — это аэрология. Та же самая метерология, только вверх идёт которая.
— Как это «вверх идёт которая»?
— Н-ну, погода же не только у нас. Она везде погода. И даже вверху, за облаками. Вот туда эти аэрологи свои приборы и запускают. А приборы им сверху морзянку стучат. Они сидят в наушниках, записывают, и все дела!
— Погоди, погоди! Как они за облака приборы забрасывают?
— Не забрасывают, они пузыри пускают!
— Час от часу не легче! Что ещё за пузыри такие?
Довольный, что удивил гостью, Иван громко рассмеялся:
— Я тоже не мог понять, зачем это взрослые дяденьки пузыри пускают. Думал, играются просто. Оказывается, работа такая. Но наши парни всё равно с них смеются. Разве это дело для мущины — пузыри пускать?
— А-а-а!.. вспомнила! Это называется «шар-зонд», а не пузырь. Ты всё перепутал, Ваня!
— Я Иван, тётя Римма! И ничё не перепутал, я своими глазами видел!
— И что же ты видел?
— Главные у них — газгены. Это два парня, которые газ делают. На работе они в масках ходят. Зимой привозят им бочки с чёрным порошком таким хрррустящим. Они наливают туда воды, размешивают, как дед кашу, и получается газ водо-рот. Этим газом надувают пузырь, только не ротом, а насосом, к пузырю привязывают беленький такой приборчик и отпускают. И приборчик им морзянку стучит. Они только наушничают, и всё.
— Вот видишь, Ваня! Всё-таки шар, а не пузырь!
Мальчишка вспыхнул, щёки так и загорелись краской, в глазах сверкнули искры и сжались кулачки.
— Тётя Римма! Зачем же мне тебя обманывать? Ты это… Ты дубинку видела когда-нибудь? Такую, как у древних волосатых людей на картинке, видела?
— Причём тут дубинка?
— А притом, что пузырь этот поначалу похож на старую, морщинистую дубинку: вверху потолще, внизу потоньще. Вот за потоньше и привязывают они свой белый приборчик плоской верёвочкой.
— И что?
— И отпускают. И пузырь взлетает. Медленно так поднимается и всё раздувается, и раздувается, и в шар превращается!
— Почему же они сразу не надуют?
— А потому что лопнет и упадёт! И они про погоду наверху не узнают! А мало надутый он до-о-олго вверх идёт, и очень высоко-превысоко поднимается, и они всю погоду узнают. Вот какие хитрые эти аэрологи!
— Но ведь он всё равно лопается и падает, хоть и очень высоко?
— Конечно, лопается, когда невмоготу ему. Но приборчик уже успел всю погоду на морзянку перевести и вниз отправить, вот как!
— А на метео тоже такие чудаки работают?
— Не-эт. Они поделились. На аэро – мужчины, на метео – женщины. У них строго, аккуратно, никаких пузырей. Приборы всякие шумят-гудят, стрелки качаются, зелёные буковки по компютерам бегают, и даже есть такой прибор, который температуру пишет!
— Надо же! А зачем это?
— Н-ну, система у них такая… Ты видела, у нас градусник на косяке висит?
— Заметила, как же!
— Вот. А они на градусник по-учёному говорят: «термометр»! Мы просто смотрим и понимаем, а они в приборчик ставят ленточку такую полосатенькую, и он температуру пишет!
— Неужели?
— Правда-правда! Мне тётя Соня показывала эту ленточку. Там ниточка чернилом нарисована, косая-кривая, вот как маленькие дети каляки-маляки рисуют. Я думал, это интересно, а неинтересно.
— Да уж… Почему тогда так строго у них?
— А так строго, что всё по времени. Тютелька в тютельку, минутка в минуточку, а временев у них аж четыре!
— Ой! И как не запутаются?
— Они привычные: система!
— Объясни, Ваня, ведь это же удивительно: столько времён! И у каждого четверо часов на руке?
— Нет! Они на стене! Вот как заходишь, так сразу большие круглые БЕЛЫЕ часы, точь в точь, как у нас, над окошком. И они показывают правдашнее, обыкновенное, настоящее время.
— Это понятно. Время надо знать.
— Конечно. А справа, рядом, ещё одни круглые, ЗЕЛЁНЫЕ, и на них московское время. Вот как по радио утром: «Говорит Москва! Московское время шесть часов»! А на самом-то деле десять уже!
— Я считаю, это правильно. Москва — столица. Надо знать.
— А деда Камов говорит: не обязательно. Главное — солнце. От него время на земле. Это москвичи нарочно воображают, нос задирают.
— Н-ну…
— Слушай дальше: слева рядом большие КРАСНЫЕ квадратные часы с толстыми стрелками, и они показывают МИРОВОЕ время! И знаешь, где оно начинается?
— На краю земли, где ж ещё!
— А вот и нет! Оно начинается… начинается… угадай, где начинается!
— Хм-м… А-а! В Санкт-Петербурге, вот где!
— А вот и нет! Оно начинается… Раз, два, три! Начинается в городе Гриниче!
— И не слыхала никогда такой город!
— Есть страна Англия, в той стране есть город Гринич. И там оно.
— Обидно, что не у нас.
— Нет, не обидно. Деда говорит, надо по справедливости жить. Они первые придумали, их и время.
— Это вопрос спорный, Ваня.
— Не спорный! У метерологов всё чётко: как учёные решили, так и будет!
Но главное время у них не мировое, а ДЕКРЕТНОЕ!
— Ого! Разве и такое есть?
— Конечно! Женщины часто на него смотрют. И календарик рядом повесили, и красным чернилом чиркают!
— И это время, небось, в громадных часах живёт?
— И опять нет! Это небольшие такие над компютером, как лётчицкие у вертолётчиков. Они сразу день и месяц показывают. Сами чёрные, а стрелки белые. И есть ещё то-о-ненькая стрелочка с красным светящим кончиком. Она секунды тиктакает!
— Вот как! Но всё равно непонятно, почему эти маленькие часы главнее мировых часов?
— Потому что по этим часам в декретный отпуск уходят! Но только учёные люди. А наши рыбаки никогда.
— Вот оно что-о-о… — Римма Юрьевна крепко прикусила губу.
— Обычное дело. Как длинная ночь закончится, только и разговоров про весну и отпуск. Все хотят в декретный, потому что длинный. Мальцевы в этот раз всей семьёй укатили. Ихний папа и мама, Алина и Таня. Мы с Найдой ещё до медведицы бегали на метео, письмо относили, которое пилоты просили передать. Тётя Роза Каримова, которая вместо них работает, прочитала и говорит: вот счастье коллегам: мальчик родился. Ходят с угла в угол, имя придумывают!
— Ну, делов-то! Я бы сразу придумала! А ты?
— Я бы сначала с дедом посоветовался. Он всякие знает. Точно бы хорошее-прехорошее выбрал. И все бы радовались.