Хобби — поэзия, декоративно — прикладное творчество
Отрывок из произведения «Там, где пасётся Пегас».
А БАБУШКА ПРАВА!
Память — как бездонная кубышка,
Прошлое с годами — только краше…
Мне хотели имя дать «Иришка»,
Нарекли (случайно ли?) — «Наташей».
Молодым родителям — в новинку
Первенец… А бабушка сказала:
— Я совсем не вижу в ней «Иринку»,
А Наташку сразу в ней признала.
Не легко сдавали имя — с боем
Мама и отец (а как иначе?) —
Если назовут «Иринкой» — вою,
Если «Таткой» — то почти не плачу…
У купели, в православном храме —
Жарко… Август… Двери — нараспашку…
Бабушка шепнула тихо маме:
— Глянь, как улыбается Наташка!
… Время быстротечно, словно речка,
Иногда во сне рукой мне машет
Бабушка… Пойду поставлю свечку
И скажу «спасибо» за Наташу…
ПОСЛЕДНИЙ ПРОГНОЗ
Лист закружился шафрановый по- настоящему,
бабки на лавке судачат, что лето закончилось,
сушится лук под навесом рядами блестящими,
вялится спелою ягодой поздняя солнечность;
руки у бабушек — рыбы на ситцевой глади
юбок широких, в горошек и мелкий цветочек;
ветер спиной прислонился с сутулой ограде —
или устал, или слышать про осень не хочет;
так и стоит, провожая нескушливым взглядом,
каждое яблоко, павшее в схватке за лето,
холод стекает к ногам голубым водопадом,
«рыбы» ныряют в карман шерстяного жакета;
август безвольно плывёт и кружит над садами,
только зажмурься — растает в неведомых далях…
бабки на лавочке схожи с большими снопами —
также недвижны в пуховых, наплечечных шалях;
что в паутине их лиц? — измождение летом,
тёмный загар не сойдёт до последних морозов;
сетуют бабушки, что унесённое ветром,
лето останется в сводке последних прогнозов.
ИЮНЬ
В доме вымыты полы,
Пахнет летом;
Догрызает мышь июнь
Под паркетом.
Шорох выстиранных штор
Легче ветра,
Утро гладит по стеклу
Мягче фетра.
На расцвеченную гладь
Самобранки
Села муха отдохнуть —
Самозванка!
Опахальные крыла
Не сложила,
Не жужжит, не шелестит —
Услужила!
Беззаботно семенит
К синей миске:
Ей от краешка стола
Путь не близкий
До клубники (хороша,
Просто прелесть!)
Мне и муху прогонять
Расхотелось.
Из открытого окна,
Чуть лениво,
Лёгким роем пух летит
Тополиный,
Колготится над столом
Белой мошкой,
Обещая ясный день
За окошком.
Солнце лужей растеклось
По паркету,
В тишине скребётся мышь…
Утро. ..Лето.
ВЗГЛЯД ПРОВОДНИКА
Мы с тобой успели
На маршрут осенний;
Лист к окну вагона
Солнечно приник,
А по рельсам звонким
Убегало время
И смеялся громко
Юный проводник.
Чай в бокале с мятой
На газете мятой,
Серая платформа,
Чистая постель;
Мы в вагоне пятом
Округляли даты —
От мгновений счастья
До больших потерь…
Бесконечность — в лицах…
Безмятежней спится,
Если к расстояньям
Как к судьбе, привык;
Спит соседка справа,
Спит сосед напротив
И под Окуджаву
Дремлет проводник.
Самый скорый встречный
Мыслям не перечит,
Разрывает темень
Радостный гудок,
И бросает осень
На промокший щебень
Отголосок света —
Золотой листок.
Нас не укачали
Старые печали,
Проводник весёлый
Прокричал «пока!»..
Снится будут долго
Станции России,
Светлая дорога,
Взгляд проводника…
ЧЁРНАЯ КОРОВА
Очерчен летний деревенский день
от утренней и до вечерней зорьки…
Колдуют руки бабушки моей
у вымени, а вымя горячей,
чем молоко в серебряном ведёрке.
Петух с насеста жёлтый глаз косит
на яркие горошины косынки:
его бы воля — выклевал горох,
да бабка бдит, а свет уж больно плох
от старой, проржавевшей керосинки.
По хлеву тени тут и там снуют,
по сеновалу прошуршали мыши…
Вздыхает Ночка — шумно, тяжело,
и кажется, что слышит всё село,
как струи бьются и стучат о днище
Ведёрка с васильковым молоком;
а бабушка — ну чисто чародейка!
Руками, обнажёнными по локоть,
являет удивительную ловкость:
— Из-под коровы, свежее, испей-ка!
Парной глоток — как первый поцелуй,
как разговор и откровенье с Богом…
А рядом ночка, спелая от звёзд,
роняет в рожь кометы рыжий хвост,
коровой чёрной дышит за порогом…
ГЛАЗА ОЛЕНЬИ
Мой новый сон:
летят олени,
вонзая в облака рога.
Весной разбуженные ели
хрипят,
и рыхлые снега,
глотая иглы жёлтой хвои,
исходят холодом на нет…
Небес свинцовый постамент
вознёс над севером светило…
Весна, как зуд, невыносима…
Вспорола лёд.
С коросты наста
сочится, словно свежий мёд:
сквозь мякиш тающего снега
по капле —
талая вода…
Осатанелые ветра
качали ночью чьи-то тени…
Глаза мои, почти оленьи,
и кротки, и влажн`ы с утра…
Рассвет…Весна…
МОЙ ДРУГ ДОН КИХОТ
Иным мужам
В наш меркантильный век
Любить — и то бывает неохота,
А я мечтаю встретить среди них
Романтика с Ламанча — Дон Кихота.
Неисправимый,
Редкостный чудак!
В доспехах целомудрия и чести,
Хранил он верность набожной невесте —
Отважный, бескорыстный холостяк.
Не изменяя
Ни на грош себе,
Дружить умел с завидным постоянством
С милейшим, но корыстным Санчо Пансой —
Оруженосцем на хромом осле.
Мой друг, идальго!
Сколько лет и зим
Ты странствуешь на тощем Росинанте?
Игрок и рыцарь — ты всегда в офсайде:
Среди людей, но все- таки один.
Твой путь не легок,
Но копье — остро,
А мельница все крутит время, даты…
— Мне показалось, или за окном
Блеснули щит и рыцарские латы?..
ЖУЖА
День-деньской кружусь как пчёлка,
Угодить пытаюсь мужу,
Оттого меня наверно
Окрестил он метко «Жужей».
Я ему — омлет на завтрак,
Булки сдобные — на ужин,
На обед мой благоверный
Килограмм пельменей сдюжил!..
Вопрошаю: где зарплата?
Что-то мямлит, вьётся у`жем…
Скалка тоже может в жизни
Стать прекраснейшим оружьем!
Если вечером в программе
Матч футбольный — это хуже:
Мне тогда жужжать опасно,
Надо стать «притихшей Жужей»…
Только без него, я знаю,
Станет море мельче лужи!
Слушать я всю жизнь готова,
Как зовёт меня он «Жужей».
Без него, я знаю, станет
Небо — ниже, речка у`же…
За спиной как- будто крылья
Рядом с тем, кто кличет «Жужей»…
Он похож на медвежонка —
Косолапый, неуклюжий…
Нужно быть кому- то «мишкой»,
А кому-то в доме — «Жужей!
СЕМЬ БЕРЁЗ
Семь берёз у меня под окном,
покосившимся ставням под стать,
вдоль забора — смородины край,
чёрно- красная пряная масть.
Обнимают сирени кусты
всё, что было когда- то забором,
и живые, и те, что мертвы —
все сплелись в хороводе зелёном.
Вдоль ручья, через весь огород —
одуванчиков жёлтый разбег,
под навесом из тёмных досок —
прошлогодний, не тающий снег.
Залетает в мой сад иногда
и кукушка часок скоротать…
мне в отеческом доме милей
дни и годы по пальцам считать.
На единственном ржавом гвозде
полумесяцем виснет подкова…
я никак не могу разглядеть
голубей под родительским кровом.
Щеколда, как и раньше, брюзжит,
прогоняя непрошенных мух…
у Отчизны — особенный свет
и особый, неистовый дух.
ПРИЧАСТИЕ
Свадебное снилось платье,
рыхлый снег,
а на запястье —
змейкою браслет.
Я стояла у причастья,
на вопрос:
— В деньгах ли счастье?
Отвечала:
— Нет.
Батюшка дымил кадилом,
ночь, подобная чернилам,
пряла фиолет.
Месяц выказал участье,
он спросил:
— В друзьях ли счастье?
Отвечала:
— Нет.
Звёзды падали, не гасли,
вились змейкой у запястья
изумрудам в цвет.
На вопрос:
— Желала власти?
Как награды иль напасти?
Отвечала:
— Нет
…А за дальними лесами
обручалась с небесами
талая вода,
рдели маки, и кипели
облака, и у купели
я сказала:
— Да.
У киота —
свечи, лица…
Захотелось помолиться
за простой ответ,
на вопрос давно известный…
Снились мне фата невесты
и лилейный свет.
ЭЙ, ИЗВОЗЧИК!
— Эй, извозчик, пьяная каналья,
Торопи каурку! Вот те крест —
В кабаке на Пятницкой свиданье,
Чёрт не выдаст, а свинья не съест.
— Эй, извозчик, мелкая душонка,
Чёсанки да ломаный картуз!
У меня в кисете есть махорка,
А в кармане — забубённый туз.
— Эй, гони, родимый, по Арбату,
Краля ждёт! Не краля, а заря.
Я купил ей серебро да злато
И кольцо купил из янтаря…
— Друг-товарищ, экая досада —
Конь устал, а я — пьяней свиньи,
Мне целковых от тебя не надо
И проклятья тоже не сули.
— Не гневись, молодчик, на пьянчужку,
Был я молод, знатный был купец,
А моя красавица- подружка
С лучшим другом — в храм да под венец.
-Потерял любимую и друга,
Спился за год, вот те крест — не вру!
Всё, что есть — каурая подруга,
С ней в конюшне, видит Бог, помру
…В кабаке, на Пятницкой гуляли,
Пили ночь два лучших кореша:
— Где ж твоя возлюбленная — краля?
— Не дождалась, подлая, ушла.
— Подливай-ка водки, милый друже,
Нет любви и счастья тоже нет…
Возле фонаря из жёлтой лужи
Лошадь допивала лунный свет.
ШУЛЕР
Мне трижды выпадала карта «пик»,
И честь моя на волоске висела,
Но я держал Фортуну за кадык,
И мне она перечить не посмела.
Хранил атлас краплёных мною карт
Тепло руки и пыль дорог не здешних —
Когда мне выпадал игорный фарт,
Я пил вино и не чурался женщин.
Тогда сукном стелилась жизнь моя:
Бывал я в Ницце, Амстердаме, Лувре…
Не знали даже близкие друзья,
Что я — отличный петербуржский шулер;
Что ремесло досталось от отца —
Еврея, проживавшего на Невском…
Мой тонкий шарм, улыбка в пол- лица —
Я был всегда с Фортуной слишком дерзким!
Случайность роковая — Судия.
Цыганка предсказала: в дань искусам
Настигнет смерть коварная меня
В расцвете лет, от волчьего укуса…
— Пасьянс разложен. Ставки, господа!
Вскрываем карты — экая рутина…
А за окном — безбрежные снега…
Горит камин… Над головой — картина:
Среди берёз, ощерив злую пасть,
На мир глядит уж слишком достоверно
Огромный волк…Судьба имеет власть
Над шулером, крещённым и неверным.
…Вскипела кровь. Охотничий азарт
Владел игрой, и догорали свечи.
Картина сорвалась, и, в аккурат,
Упала камнем, ранив мне предплечье.
В подрамнике, где золото, как червь,
Изъело деревянную основу,
Игла ржавела…Выпал чёрный треф,
Крестом упав на изумруд суконный…
Я умираю…Остриё иглы
Вонзило в кровь отравленное жало.
Что наша жизнь? Последствия игры,
Колода карт да волчья забава.
(4 оценок, среднее: 1,25 из 5)
Загрузка...