Кажется, я пишу всю жизнь. Если сложить все исписанные мной страницы, то получится приличный многотомник – побольше Большой Советской Энциклопедии. Однако все эти труды – журналистские или редакторские. Несколько лет назад мне захотелось большего – писать не на злобу дня, а для души. И не только для своей. Так родилась идея книги, которая, как я надеюсь, будет не только приятным чтивом, но и побудит читателей к действию.
В общем, это мой первый писательский опыт, который мне очень понравился. Я как будто наблюдала за своими героями со стороны и еле-еле успевала записывать их выходки – они зажили своей собственной жизнью и порой как будто отказывались подстраиваться под первоначальный план книги. Теперь за их самостоятельной жизнью можете понаблюдать и вы.

Роман «Экоистка»

Синопсис

Я называю свою книгу «первый экологический роман», она объединяет в себе такую непопулярную, на первый взгляд, тему как экология, и художественную интригу.
Я понимаю, что экология — совсем непопулярная тема у читателей, потому, что обычно о проблемах окружающей среды говорится либо слишком научно, либо слишком скучно. Цель моей книги – через художественное повествование представить тему экологии под другим ракурсом. А именно, что забота об окружающей среде — это не участь узкого круга ученых, волонтёров или сумасшедшего вида тётушек с сотней кошек дома. Экологическое сознание не противоречит активной жизненной позиции, карьере, молодости, любви, красоте, головокружительным романам и неожиданным жизненным перипетиям.
Главная героиня романа «Экоистка» — журналистка из Москвы, мечущаяся между своими старыми потребительскими привычками и зарождающимся новым сознанием. На ее жизненном пути встречается богатый бизнесмен, который, с одной стороны, разделяет ее взгляды, с другой  — имеет репутацию бездушного дельца. Героиня на протяжении всего романа пытается разгадать его и одновременно, разобраться себе. Действие происходит в наши дни Москве, Лондоне и Италии.

Отрывок из главы XX

Дни тянулись как капли густого темного меда, в котором так легко увязнуть, забыв, что есть другая реальность – без приторного вкуса, чистая прозрачная, полная воздуха и движения.
Летом Кира первый раз посчитала, что с момента разговора на детской площадке прошло полгода. Не прошло, а промчалось в каком-то оцепенении. Уже на следующий день после того объяснения, Кира появилась в офисе маминого журнала и вновь взялась живоописать часы, яхты, украшения, — создавать несуществующую, недостижимую картину, где все красивы и вечно молоды. Постепенно в её жизнь вернулись посиделки в Uilliam’s и в Угольке, и танцы в Квартире, окончательно стерев с ее образа деловой лоск. Брючные костюмы пылились в шкафу, а геройские мысли все больше отступали под натиском сиюминутного.
Казалось, в Лондоне никому не было дела до её неожиданного исчезновения. По крайней мере, ни Филипп, ни Дина, ни Жак ни разу не написали, не позвонили. Сама Кира нет-нет, да и набирала в Гугле знакомое имя. Давид все также лучезарно улыбался у прессволлов, иногда с какой-нибудь красоткой. Киру красотки глубоко не трогали; каждый раз она сравнивала открытое лучезарное лицо Давида на фотографиях с тем ссутуленным человеком с землистым цветом лица и глубокой складкой между бровей, который сидел на детской качельке и от растерянности бесконечно тянул слова. Светские фотографии моментально становились ненастоящими, красотки – пластиковыми муляжами, улыбки – карнавальными масками, и в этом Кира находила некое успокоение. Про «доброведение» она тоже вспоминала не часто. Лишь вскользь иногда появлялась мысль «как было бы хорошо, если бы…» Это было даже не сожаление — так люди обычно думают о своей детской неосуществленной мечте, о зарытом таланте, который уже не откопать. «Вот если бы родители заставили меня тогда закончить музыкальную школу» — мечтательно думает какой-нибудь дальнобойщик, слушая ночью во время рейса старый добрый рок. Он представляет себя на сцене с гитарой.
Представляет ярко, живо, так, что софиты слепят глаза, а многотысячная толпа гудит внизу и вторит его имя. И эти несколько секунд дальнобойщик счастлив, но поворот на перекрестке отвлекает его, — мечта бесследно исчезает, и он вновь думает о шинах, растаможках, бензине и своих детях. Вот и «школа добра» осталась такой далекой мечтой, которая иногда на пару секунд делала Киру счастливой, а потом, испуганная повседневностью, испарялась. Дни тянулись как капли густого темного меда, в котором так легко увязнуть, забыв, что есть другая реальность – без приторного вкуса, чистая прозрачная, полная воздуха и движения.
Летом Кира первый раз посчитала, что с момента разговора на детской площадке прошло полгода. Не прошло, а промчалось в каком-то оцепенении. Уже на следующий день после того объяснения, Кира появилась в офисе маминого журнала и вновь взялась живоописать часы, яхты, украшения, — создавать несуществующую, недостижимую картину, где все красивы и вечно молоды. Постепенно в её жизнь вернулись посиделки в Uilliam’s и в Угольке, и танцы в Квартире, окончательно стерев с ее образа деловой лоск. Брючные костюмы пылились в шкафу, а геройские мысли все больше отступали под натиском сиюминутного.
Казалось, в Лондоне никому не было дела до её неожиданного исчезновения. По крайней мере, ни Филипп, ни Дина, ни Жак ни разу не написали, не позвонили. Сама Кира нет-нет, да и набирала в Гугле знакомое имя. Давид все также лучезарно улыбался у прессволлов, иногда с какой-нибудь красоткой. Киру красотки глубоко не трогали; каждый раз она сравнивала открытое лучезарное лицо Давида на фотографиях с тем ссутуленным человеком с землистым цветом лица и глубокой складкой между бровей, который сидел на детской качельке и от растерянности бесконечно тянул слова. Светские фотографии моментально становились ненастоящими, красотки – пластиковыми муляжами, улыбки – карнавальными масками, и в этом Кира находила некое успокоение.
Про «доброведение» она тоже вспоминала не часто. Лишь вскользь иногда появлялась мысль «как было бы хорошо, если бы…» Это было даже не сожаление — так люди обычно думают о своей детской неосуществленной мечте, о зарытом таланте, который уже не откопать. «Вот если бы родители заставили меня тогда закончить музыкальную школу» — мечтательно думает какой-нибудь дальнобойщик, слушая ночью во время рейса старый добрый рок. Он представляет себя на сцене с гитарой.
Представляет ярко, живо, так, что софиты слепят глаза, а многотысячная толпа гудит внизу и вторит его имя. И эти несколько секунд дальнобойщик счастлив, но поворот на перекрестке отвлекает его, — мечта бесследно исчезает, и он вновь думает о шинах, растаможках, бензине и своих детях. Вот и «школа добра» осталась такой далекой мечтой, которая иногда на пару секунд делала Киру счастливой, а потом, испуганная
повседневностью, испарялась.
* * *
Как-то Кира проснулась позже обычного. Городская жизнь переместилась из квартир в офисы уже несколько часов назад, поэтому во дворе было тихо, машины не гудели, двери не хлопали. В открытое окно доносилось пение – в их доме на втором этаже частенько распевалась оперная певица. Живой классический голос казался здесь каким-то инородным, слишком настоящим. Или как будто из далекого прошлого. Кира маялась от того, что никак не могла понять, что же ей напоминает это тягучее «а-а- а-а- а-а», но вдруг нужный образ четко вырисовался в голове. Года три назад она стояла у окна своего номера в Венеции, чемоданы уже были собраны, и она жадно старалась впитать в себя  атмосферу этого чудного города. Кира не могла надышаться, наглядеться. И вдруг с канала у Ponte del Diavolo донеслось пение гондольера. Говорят, в последнее время венецианские лодочники разленились, обнаглели или все как один потеряли голос, не важно. Но пели они очень редко и как обычные городские таксисты понуро выполняли свою работу. Тем ценнее было веселое, задорное пение того гондольера, который чуть не заставил ее плакать от радости. Сзади подошел Лео, обнял ее и тоже стал молча слушать… Кира рванулась к телефону. Вот кого ей не хватало! Вот куда нужно было бежать, с кем можно было забыться. Правда в последнее время он редко давал о себе знать, «но это только моя вина», — подумала Кира и набрала номер. Лео не ответил. Тогда она настрочила смску « Лео, чао, дорогой! Ты ждешь меня? Я скоро буду, хочу приехать на подольше. Соскучилась! Целую, целую, целую!». Лео не отвечал. Только через пару часов пришло сообщение – видно было, что много раз перечитанное и обдуманное:
«Привет, дорогая Кира! У меня кое-что изменилось. У меня появилась девушка, мы живем вместе. Вроде все хорошо. Но я всегда буду рад тебя видеть. Если будешь в моих краях, можно выпить кофе вместе. Твой Лео».
«Ну вот, и четвертый» — подумала Кира. – «Четвертый за год, которого я потеряла»…

(19 оценок, среднее: 2,47 из 5)

Загрузка...