В детстве много переезжали с семьей по территории тогдашнего СССР. Жили в Брянске, Краснодаре, Овруче, Пушкине. В старших классах школы приехали жить в Минск (Беларусь). Училась режиссуре в Белорусской академии искусств. Снимаю документальное кино. В последнее время пишу стихи.
Отрывок из произведения «Трубочист давно построил плот и вдаль уплыл…»
***
Словно разбивая толстый лед руками
Жизнь проникала в небосвод
И трубочист давно построил плот
И вдаль уплыл
И там обрел покой и радость
И шли все лесом
И оседали в городах
Подобно маленьким кротам
Уныло ищущим приют
И несмотря на слепоту
Грызущим землю
Чтоб продолжить ход в реальность
И всюду вязкость слов и грязи
И много трещин на губах
Так и слова порой трещали
Не выдержав напор желаний
Проникнуть в умы чужие и сердца
Моль поедала старые шинели
Уничтожая следы смерти
Грязи
И разрывала невзначай тугую нить
Как чью-то память вновь мешающую жить
В игру играли многие
Сплотившись
Одни и те же вновь оказывались лишними
Одни и те же раздавали
По берегам реки бродили те
Кто не играл
И таяли в дыму
В тумане
В вечере
Спешащем в темноту
Где можно спрятаться и раствориться
И просто быть
Подобно смерти
Маячащей
То впереди
То позади
И в душных
Принимающих любых жильцов квартирах
Включался свет
И усыплял он беспокойство
Словно давал ответ
И часто раздавались крики
И рождались
Младенцы у людей
И свет вдруг опускался им на лица
Рождая сбоку тень
И крест
Вновь позолотой был распят
И одиночеством блестел
На голой
Дающей холод комнатной стене
Как будто никогда не находилось места
Кресту распяться на спине
***
Мы между сутью непонятной,
Между шкафами и шагами антилоп,
Которые скрываются за картой
И, взяв лопату, копает рядом с ними червь, нахмурив лоб.
На небеса до неприличия горбатый
Карабкается синий человек,
Испивший синь и море во сто крат.
Посмотришь на него, да просто смех и грех.
И снег ничем не отличить от ваты.
Мы где-то там, где тихо плачет смерть,
Как-будто бы ни в чем не виновата.
Огромный ластик стонет, желая все стереть.
И кто-то там вдали висит распятый.
Все дружно в ряд идут кино смотреть.
И через лупу смотрит продавщица мято
В полете мотыльков и пуха ввысь за жердь.
Сквозь зубы тетя продавщица шепчет
И разлетается по миру шерсть.
И если те, кто зажигал гранаты,
Ушли испытывать на стойкость мелких крыс,
То лепесткам цветков вольготно пахнуть
Досталось в плоскости унылых крыш.
И тьма спустилась, словно все в утробе
Сегодня оказались у кита.
Да, ничего, три дня в утробе был Иона
В предчувствии явления Христа.
Да, ничего, что корни Мандрагоры
Со всех сторон протяжно голосят.
С ума всех проходящих мимо сводят
Все это сон всеобщий. По улице ведут куда- то
Толпу счастливых октябрят.
И исчезают те за горизонтом,
Как выводок откормленных утят.
И разговаривает Бог с теленком о том,
Куда все листья скоро улетят.
И вспоминает, как был сам ребенком
И думал, что часы всегда стоят.
И в этом перезвоне громком
Летят вдаль лебеди. Прекрасные. Летят.
И мы с тобой стоим на чем-то тонком
И звезды, глядя вниз, готовят свой обряд.
***
Так тепло и свежо.
Всем вольготно.
И птицам и людям.
Все ныряют безропотно в утро.
В эту зелень
Шуршащую стих небесам.
И рассвет,
Окруженный полетом стрекоз,
Опускается в лоно смутившихся роз.
К солнцу тянутся вновь незабудки,
Гладь тревожа,
Проплывают под ивами утки.
Все прекрасно,
Все очень всерьез.
И луч солнца проходит все стекла насквозь.
И в росе отражается облако-лань.
И дрожит от признанья туманная даль.
И земля,
Как порог нежно-синих небес,
Оживает,
Качая верхушками лес.
Солнце тихо гуляет по сонным домам.
Это утро, танцуя, спускается к нам.
***