Канат Кулахметов

Меня зовут Канат Кулахметов (литературный псевдоним Канат КАНАКА). Мне 32 года. Живу в городе Байконур (Казахстан). По образованию инженер-эксперт. Публиковался в журналах: «Московский Парнас» (2010), «Москва» (2013), «Новая Юность» (2014), «Вайнах» (2014), «Книголюб» (2014), «Журнал Поэтов» (2015), «Зарубежные задворки» (2015), « Квадрига Аполлона» (2015), «Наше поколение» (2015), «Новая реальность» (2015), в сборнике фонда СЭИП «Новые писатели-2014» (2014), в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская» (2016), «Пять Стихий» (2016). Дипломант «Русской речи-2015». Участник Тринадцатого форума молодых писателей России и стран СНГ в Москве (2013).

 

                Черёмуха моя

                                          Анне АХМАТОВОЙ

 

Как будто не цветок архангел водрузил

на кудри, а скорей какой-нибудь булыжник

на плечи у горы, присел и возгрустил —

Иванов так писал — на небесах о ближних.

 

Ниспосланный с небес архангелом цветок

черёмухи лежит в потертой книге Блока.

Я много посвятил черёмухе стихов.

Согласен, всё, что я писал цветку — убого.

 

Черёмухи по мне не вздумает взгрустнуть

цветок, что крепко спит и видит сновиденья.

А мне всю ночь писать, как отломить, куснуть

в лёд обращённый сон — моё стихотворенье.

 

С черёмухи цветком отныне не вожусь,

и встречи не ищу, тем более общенья.

Как солнце в конце дня садится, я сажусь

за стол писать стихи и нет мне утешенья.

 

Зазря уходит лист и воск свечи на ночь.

Лишь знает стол один, сколько ночей истратил

впустую. Если дар и есть, то мне помочь

не сможет этот дар. Несчастный воздыхатель

 

черёмухи, зачем я мучаю себя,

огонь свечи, перо и белую бумагу?

Настанет день, когда закончатся слова,

тогда возле горы я на лопатки лягу.

 

Черёмуха в горах внезапно зацветет

зимой, колокола зальются в хоре звоном.

Лишь имя от меня останется потом

и на устах у всех пребудет беспризорным.

 

(33 оценок, среднее: 3,48 из 5)
Загрузка...

Николай Талызин

Простой русский инженер. Иногда пишу…

Отверженная Рита и добрый человек

(отрывок из рассказа)

 

 

1. Воскресный сон до обеда

 

Военкомат на сборы вызвал. Значит, мои знания и навыки понадобились армии. После длительных бумажных волокит в часть я попал уже поздним вечером. Встречавший меня подполковник с благозвучной фамилией Воскресенский проводил в казарму. Тишина у войск «отбой», спят солдатушки.

 

— Дежурный по роте проводит Вас, отдыхайте. Всё остальное на завтра, до вылета успеем, — подполковник, как я понял, мой непосредственный начальник, исчез в ночной тьме.

 

Сержант с повязкой на рукаве проводил в помещение из двух комнат. В первой: слева стол, стул и топчан, какие в караульном помещении для отдыхающей смены ставят. А справа вдоль всей комнаты — фанерная перегородка с железной решёткой до потолка, да такая же решётчатая дверца с навесным китайским замочком. Кладовка? Или, как говорят в армии, каптёрка, наверное? Во втором помещении четыре-пять металлических казарменных кроватей. Офицерское общежитие временное, стало быть. Всё аккуратно, без излишеств, как в армии.

 

Я, намаявшись за день, присел на топчан, обитый дерматином, задумался: пойти умыться перед сном или так брякнуться спать? Но что-то не так, какое-то тревожное предчувствие. Или беспокойство внутреннее…

 

Сквозь щель в фанерно-решётчатой перегородки на меня смотрела пара чёрных глаз. Пристально рассматривала. Изучала.

 

Угольки зрачков пропали. В щель возле дверцы, где висел замок, просунулась тоненькая детская ручонка с ножовкой по дереву, как будто этим инструментом можно справиться с металлом. Пальчики, сжимавшие рукоять инструмента, разжались, полотно ножовки задела замок, и тот, надо же, соскочил с пробоев.

 

А дальше… Дальше у меня нет сил вспоминать. Мне, правда, стало жутко. Нет, я не испугался. Окаменел! Из-за перегородки раздался нечеловеческий вой, перемешанный с хрипом и взвизгиванием. Слышать это было жутко и неприятно.

 

Вбежал дежурный, посмотрел на меня. Я кивнул ему, мол, всё в порядке. Сержант качнул сочувственно головой и, молча, вышел. Сорванный замок остался незамеченным.

 

Скрипнула дверка, из-за решётки вышла высокая худенькая девочка. Огромные чёрные глаза. Глазищи! Они не чёрные в обычном понимании, а бездонно-угольные, глаза, которые ещё и могут многое рассказать. Этот пристально-надеющейся взгляд выплёскивал на меня огромную волну, вал информации и эмоций.

 

Маленькая ладошка плотно зажимала рот девочки, она так не хотела вновь завизжать и хрипеть, остерегалась своих нелепо-ужасных звуков. Незнакомая пленница присела рядом на топчан, склонила свою голову ко мне, затем и вовсе положила её на мои колени. Худенькое тельце, бог ты мой, из-под ситцевой коротенько-кургузой ночнушки торчали лишь тонкие косточки.

 

Прошло несколько минут, я почему-то почувствовал некое спокойствие, внутреннее тепло… Ладошка стала медленно и осторожно разжиматься, освобождая посиневшие губы.

 

— Вы не испугались меня? Правда? Вы добрый? По-настоящему добрый! Ведь, правда же?

 

Обнял девочку за плечи. Ох, ты, это что же то такое: одни косточки. И, едва я хотел раскрыть рот, сказать что-то доброе и тёплое, как маленький пальчик лёг мне на губы:

 

— Нет, нет! Вы молчите. А то всё испортите. Я знаю, что Вы хотели сказать мне. Я слышу Ваши мысли, — ребёнок ещё плотнее прильнул ко мне.

 

Чёрные волосы скатились на лицо, но она этого как бы не замечала. Через некоторое время почувствовалось, что моя незнакомка расслабилась, ушли дрожь и напряжение в теле ребёнка.

 

— Вы и правда не испугались меня? Знаете, как я рада! Я не всегда такая. Когда я спокойная, когда мне хорошо, тогда я могу нормально разговаривать. Как все люди. Почти… Тише, молчите, а то всё испортите.

 

Девочка села на топчане, сложив ноги калачиком. Я вновь ужаснулся: до чего же худышка. Приподнявшийся короткий подол ночнушки оголил эту страсть: кости да чуток кожицы. Мама моя родная! Лёгким движением убрала волосы с лица. Волосы — смоль! Блеск! Красота. И чёрные горящие глаза, два уголька!

 

— Меня зовут Рита. Мне уже четырнадцать лет.

 

«Приврала ты, маленькая, пару лет прибавила,- мелькнула мысль,- по фигуре-то совсем малышка, росточком лишь большенькая. Щёки, вон, с детским пушком, да и пальчики совсем детские, хоть и длинные. Ну да, девчонкам в этом возрасте всегда хочется быстрее стать взрослыми. Хотя, нет, не врёт, просто сказала не совсем правду…»

 

— Я когда-то давно была как все, нормальная. Это она! Она виновата! Война…

 

Рита затряслась, обеими ручонками закрывая рот, вдруг резко поднялась и плюхнулась ко мне в объятия. Тягостная тишина… казалось, она будет длиться вечно… нескончаемо… Но, нет, моя девочка, устроившись на моих коленях, болтала свесившимися ножками. Я не оговорился: она стала моей Ритой, а я, наверное, её…

 

— Вы — добрый. Настоящий добрый. Я это сразу поняла, когда увидела Вас из-за перегородки. Таких добрых в моей жизни никогда не было. Не надо, не надо! Молчите. Я сама буду говорить. Мне так хорошо и спокойно, и я могу говорить. Это такое счастье!

 

И Рита, маленький человечек, рассказывала, рассказывала. Спрашивала и сама отвечала. Нам вдвоём было уютно и спокойно.

 

— Я всех пугаю своим голосом. Меня и дома стали бояться, даже соседи. Он пытался устроить меня в больницу. Не взяли… В другие семьи пристраивал. Но и там не получилось. Мне нет там нигде покоя, добрых людей нет. А они боятся моего голоса. Вот Он и поселил меня здесь, закрыл одну… Я понимаю: у Него служба…

 

Рита ни разу не вспомнила маму, не назвала Его отцом, папой. Просто Он. И я теперь уже точно знал, кто это Он. Мой новый начальник подполковник Воскресенский!

 

— Зачем Вы подумали о Нём плохо? Молчите! Я же знаю. Ваши мысли звучат громче моего голоса. Но, Вы же добрый. А Он ничем мне не обязан, и так сделал для меня очень много.

 

Моя юная собеседница плотнее прижалась ко мне, сильно-сильно вжалась худеньким тельцем так, что я стал ощущать её выпирающие рёбрышки.

 

— Люди разные бывают. Правда? Есть люди никакие. Им всё равно. Бывают добрые, которые не могут стать настоящими добрыми. Что-то им в жизни мешает, не позволяет стать настоящими. А, теперь я знаю, есть настоящие добрые люди, которые могут, Вы слышите, могут стать добрыми! До конца настоящими добрыми!

 

«Эка, как, Рита, мудрено сказанула! Разве я смогу быть добрым настоящим, да чтоб до конца.  Девочка, как бы ты не обманулась».

 

— Я слышу Вас. Не сомневайтесь, мой настоящий добрый человек, который сможет быть добрым. Нет, не спорьте со мной. Вот и хорошо…

 

Рита прижалась своей по-детски пушистой щекой к моей небритой щетине и заговорила быстро-быстро, как бы заклиная:

 

— Не уходите завтра! Вы же не бросите меня? Как хорошо нам с Вами вдвоём. И спокойно… Зачем Вам эта война! Зачем? Вы же добрый… Будь она проклята!!!

 

Из чёрных глаз на мои небритые щёки брызнула солёная влага и тонким ручейком вливалась в другую струйку слёз. Это наши слёзы…

 

*  *  *

 

Зазвенел будильник. Пора на работу. До конца не проснувшись, на инстинктах умылся, побрился, сварил кофе. Какая работа, какой будильник? Сегодня же воскресный день, выходной. Однако, сон не отпускал. Рита, девочка моя!

 

К чему снятся мужчинам дети, девочка. Бабушка моя говорила: «К диву». Стало быть, к удивлению, к известию неожиданному. Рита…

 

Из спальни вышла супруга:

 

— Что поднялся спозаранку? Не спиться тебе и в выходной. Что с тобой, что случилось? — супруга насторожилась, как бы почуяв неладное.

 

— Всё нормально.

 

— Ну и взял бы её домой. Что же ты?

 

— Кого взял бы? — Я пытался изобразить недоумение.

 

— Да Риту свою, дурень старый.

 

— А ты откуда её знаешь?

 

— Добрый он… Настоящий добрый… И как я с тобой столько лет-то живу?

 

Кофе мой давно остыл, пенка рассыпалась, лишь посередине чашки плавала крошка не осевшего кофе. Ну, да ладно… Воскресный сон-то до обеда…

 

 

 

Татьяна КРАСНОВА

 

Родилась на Волге, в городе Тольятти, живет в Подмосковье. Окончила Литературный институт. Работала в газетах, журналах и книжных издательствах. Член Союза журналистов России. Несколько раз получала премии на литературных конкурсах, одну из них решила вложить в свое образование и еще раз поучилась – в Финансовой академии.
Автор цикла романов «Знакомые лица», который представляет галерею портретов наших современниц. Это истории молодых женщин и совсем юных девушек, и каждый роман назван по имени главной героини. Действие протекает в вымышленном городе и реальном времени — с середины нулевых годов до наших дней. Знакомые лица переходят из одной книги в другую, второстепенные и главные герои меняются местами. Они живут параллельно с нами, и течение времени приносит им новые события. Проект длится более 10 лет и имеет принципиально открытый финал.
Издано 16 книг, в последние годы: в издательстве «Центрполиграф» – «Девушка с букетом» и «Конкурс песочных фигур» (2013); «Издательские решения» – пять романов и мини-романов, серия «Знакомые лица» (2016).
Участник международного конкурса Берлинской библиотеки современной литературы «Лучшая книга года 2013» (золотая медаль в номинации детской и юношеской литературы).

Tatiana Krasnova was born on the Volga, in Тоgliatti, lives in the Moscow region. She worked in newspapers, magazines and book publishing houses. She is a member of the Russian Union of Writers, a graduate of Maxim Gorky Literature Institute and an award winner of several writing competitions. Moreover, she invested one of her prizes in further education, this time at State Finance Academy. Tatiana Krasnova is also known as the author of the Familiar Faces series of novels, which which represents a gallery of portraits of our contemporaries. These are stories of young women and very young girls, and each novel is named for the main character. The story is set in the imaginary town and in real time, from the mid noughts till nowadays. “Familiar Faces” continue to show up in future books while minor and major characters tend to switch roles. They are our contemporaries and modern times fill their lives with new events. The project has existed over 10 years and it is supposed to have an open ending because the author expresses a deep interest in the future fate of her characters. In recent years, 16 books have been published. The latest ones are A Girl with a Bouquet and The Sandsculpting Competition (2013) published by Centrepolygraph Publishing House; Izdatelskiye resheniya — five novels and mini-novels, a series of Familiar faces (2016). 2013 Gold Medal Winner of the “Book of the Year” International Competition held by Berlin Library of Modern Literature (Nominations for Children’s and Young Adult Literature).

 

Татьяна Краснова, роман «Марина»

 

Синопсис

 

 

Золотой кораблик-флюгер и цветные витражи — из-за них этот дом называют Странным Домом. Однако в нем всегда уютно и весело, и его любят не только обитатели, но и их друзья. А Марина не представляет себя без своей компании — они подружились еще в первом классе. И вот появляется новый знакомый – или это первая любовь? Не сразу она различает среди множества увлечений то, которое станет делом её жизни, а среди нескольких приятелей — того единственного, без кого эта жизнь становится пустой и бесцветной. И они идут навстречу друг другу — даже когда кажется, что разбегаются в разные стороны. Книга о взрослении дружбы и взрослении любви. Книга-квест, где герои сами выбирают задачи, которые всё больше усложняются.

 

 

отрывок

 

К полудню солнце светило уверенно, по-летнему. Золотой кораблик на крыше сверкал, разноцветное круглое окошко искрилось. А внутри Странный Дом был тихим и сонным. То есть это Павлик спал, а Пал Палыч уже проснулся, судя по умопомрачительному аромату кофе. Причем Маринин отец был как всегда при параде: крутой пиджак, стилизованный под спортивную куртку, безупречная прическа, пышные пшеничные усы.

Пал Палыч выглянул из-за развернутых «Белогорских вестей» с приветствием:

– О, Николай Берестов прибыл! Вон яблоки на подоконнике – угощайся, пока там Дора с пирогом…

– Спасибо, меня от них тошнит, – честно отвечал Ник, располагаясь на полу рядом с Рольдом. – У нас тоже везде эти яблоки. А вы меня так пафосно называете, как будто я пароход.

– А ты хоть знаешь, что правда был корабль «Академик Николай Берестов»? В честь твоего деда.

– Да, мама говорила. Прикольно, если и сейчас плавает. Надо загуглить.

Марина налила кофе в свою чашку с волной и парусом, и ему – в кружку с Наполеоном верхом на коне. Давно ли этот «пароход» только плавал снаружи, а теперь у него здесь есть личная кружка. С Наполеоном. Она честно наполнила и собачью миску, но Рольд даже не приподнялся, только хвостом покачал.

– Что это ты, старина? Помирать, что ли, собрался? – удивился Пал Палыч.

Ну, не сообщать же, что старина часов пять таскался по лесу, оттаптывал лапы.

Тут выглянула Дора:

– Уже готово! Уже несу! Доброе утро, Николай, опять ты на полу по-собачьи. Садись к столу. Ты какие яблоки любишь?

– Никакие. У нас их завались. Я ничего яблочного уже не выношу. – Ник оставался на месте, он разложил какие-то бумажки и, кажется, собирался угощаться, не отрываясь от них.

– Ну так вот вам яблочный пирог, – возвестила Дора под общий хохот.

– Пирог должен быть мясным, – назидательно сказал Ник, но кусок взял.

– Золотые слова, – одобрил Пал Палыч и тоже потянулся за куском.

– Без меня! Вы начали без меня! – послышался вопль. Растрепанный Павлик, босой и в пижаме, скатился по перилам и схватил самый большой ломоть.

– А вот еще хотите хохму? С утра наслаждаюсь. – И Пал Палыч прочитал: – «Повесился на перилах. Примите меры». И еще: «Не любит Пушкина. Примите меры».

Но реакция оказалась неодинаковой. Смеялись только Ник и Марина, передавая друг другу школьный дневник с пламенеющими надписями. Дора ахнула и пригорюнилась.

– А ты как повесился? – заинтересовался Ник.

Павлик, быстро запихав остатки куска за щеку, взбежал по лестнице, перелез через перила и картинно повис на руках, выделывая ногами то велосипед, то ножницы.

Дора зажмурилась. Пал Палыч стремительно переместился в другой конец комнаты, чтобы подхватить падающее тело. Но тело не падало.

– А обратно? – спросил Ник.

Павлик без видимых усилий подтянулся, перебросил себя на безопасную территорию и вернулся за стол героем. Дора была возмущена, но ожидала, что отец сам расставит всё по местам. Вступила Марина:

– А Пушкин чем тебе не угодил? Писал как умел.

– Так его наизусть надо! – возмущенно выпалил братик. – Я не запоминаю наизусть!

– Пушкина? – не поверил Ник. – Чего там запоминать-то. По-моему, все уже рождаются с Пушкиным в голове.

Павлик отрезал:

– Это твоя голова родилась с Пушкиным. А я его не буду ни учить, ни любить.

Пал Палыч не возражал. Дора не выдержала и начала доказывать, что учить стихи надо, что Павлик должен повторять столько раз, сколько требуется, пока не вызубрит. Ник усомнился:

– Никогда не понимал, зачем наизусть заставляют. Это ж тупо. Стихи сами собой должны запоминаться. Те, которые нравятся, сами потом всплывают.

– А какие? – спросила Марина.

– Да мама их мне тоннами читала. Один раз я по телику услышал про летчика: идет без проволочек и тает ночь, пока над спящим миром летчик уходит в облака. И вспомнил! Прям до конца. А мама сказала, что оно у меня было вместо колыбельной.

– Вот она, Павлик, польза стихов, – наставительно сказал отец. – Пару строк запомнишь – на девушек сможешь впечатление производить.

– Плевал я на них, – буркнул сын.

– Детям лучше просто читать, – стоял на своем Ник, – пускай сами выбирают, что понравится. Может, и Пушкину повезет.

– Ну так репетитора бы взяли, – Дора укоризненно глядела то на Ника, то на Пал Палыча.

– Для второклассника? – озадачился отец.

– А если второгодником станет? Другие вон и в первом классе репетиторов берут.

– Ника найму гувернером. Лучше нам не найти.

Павлик закричал, что согласен, Дора обиделась, а Ник отмахнулся:

– Педагогика не входит в сферу моих интересов.

– А что входит? – ревниво засопел Павлик и подсел к нему. – Это что за карта? Чего ты делаешь?

Ник что-то подрисовывал и подписывал.

– Исправляю ошибки. Всё устарело. Давно всё не так. Гремучий ручей в трех местах поменял русло. Последний паводок сильно изменил рисунок берегов. Несколько островов в западной части озера затоплено. Пару штук, наоборот, намыло или отрезало.

– Неужели лицо земли так меняется? – удивился Пал Палыч.

– Постоянно. Официальные карты не соответствуют, их штампуют по старым шаблонам. Я для себя нормальную делаю. Вот, глядите – Белогорск и окрестности.

Все, встав на четвереньки, окружили правильную карту.

– А это что за линии на зеленом?

– Тропы в лесу. Не лишне знать проходимые места, большинство у нас непроходимы.

– А что такое ZONA? – присоединилась и Дора.

– Заброшенный полигон. Где наш НИИ когда-то проводил испытания.

– Разве он не охраняется? – приподнял бровь Пал Палыч.

– Да кому надо. Там аномальщики постоянно лазят, зеленых человечков ищут, замеряют чего-то. Забор, конечно, но я раз двадцать бывал. Вот в следующие выходные опять полезем. – И прикусил язык. Но было поздно.

– А радиация? А старые здания обрушиться могут, – взволновалась Дора. – Вот дома тебе не сидится! Марина, и не думай с ним ходить! Девушке это совершенно ни к чему.

– Меня возьми! Мне к чему! – суетился Павлик.

– Физподготовка у тебя неплохая, – рассудил Ник. – Отец отпустит – возьму.

– Да я бы и сам, – раздумывал Пал Палыч. – С настоящим-то сталкером…

Ник и Марина переглянулись. Ник подытожил:

– Стало быть, планируем семейный поход.

– А дневник-то? – напомнила Дора. – Надо было сказать, чтоб Павлик сначала Пушкина выучил и вообще исправился – тогда уже будет поход, а не так – всё задаром.

– Это без меня, – отстранился Ник, – он мне не должен. Мы с ним друзья. А сначала и потом – это всё технологии власти.

– Воспитание, – поправила Дора.

– Всё равно.

– Мы его любим задаром, – твердо сказала Марина, – потому что он наш. Хоть с Пушкиным, хоть без Пушкина. Пусть Лермонтова любит, если хочет.

– Воспитывать его нужно, а не потакать, – горячилась Дора, – а то он в восемь лет уже никого не слушается!

– Мне скучно слушаться, – мрачно заявил Павлик.

– Вот и настал момент истины, – произнес Пал Палыч. – Сейчас мы всё поймем. Ключевое слово – «скучно». А что именно?

– Всё, – отвечал Павлик еще мрачнее. – То, что я всё время должен слушаться.

– Детям так положено, – поучительно заявила Дора.

Понял Ник:

– Это готовый мир. Он меня тоже придавил в его возрасте. Ну, что мы рождаемся в мире, где всё уже открыли, сделали, всё готовое, а ты только ходи, как трамвай по рельсам. Непонятно, зачем голова – только чтоб уроки учить. Мне тоже было скучно, пока я не сообразил, что всё не так. Что надо не по рельсам ходить, а делать, что хочешь. Ну, понять, что хочешь – и делать.

Такого количества крамолы Дора не вынесла и убежала на кухню.

– С «пароходом» всё ясно. А ты чего хочешь? – обратился Пал Палыч к сыну. Когда же тот неопределенно что-то промычал, поднялся и, глядя на всех сверху вниз, серьезно заявил: – Объявляю, что Странный Дом и прилегающая к нему территория – это ваш мир. Вы можете делать в нем что угодно. Вы можете его СОЗДАВАТЬ.

– За забором? – уточнил Ник.

– Для начала – да. Конечно, это не твой масштаб. Но определить, много это или мало, можно, только начав что-то делать.

По лицу Павлика было видно, что он с громадным усилием, на ощупь подбирается к какой-то мысли.

– Хочу дом, – наконец выговорил он. – Хочу свой дом.

– У нас же есть дом, – не понял Пал Палыч.

– Это у тебя. Ты его построил, как сам хотел. А я хочу СВОЙ. Хочу дом на дереве!

– Крутяк, – отозвался Ник. – Я такие видел. На картинках.

– А, на дереве, – с облегчением проговорил Пал Палыч, уже представивший вместо сада котлован. – Так давайте устроим мозговой штурм. Надо накидать идеи в кучу, а потом – полезть в интернет и взглянуть на мировой опыт.

– Хочу лабиринт, – подала голос Марина.

Все повернулись к ней.

– Настоящий садовый лабиринт. Ну, хотя бы цветочный. Площадка перед домом у нас парадная, с клумбами, а по бокам и на задворках – не пойми чего. Грядки не нужны, мы уже сто лет ничего не сажаем. А старые высохшие кусты можно убрать и сделать очень красиво! Я даже начинала план набрасывать. Но мне нужна будет физическая помощь.

– Идем на местность! – Ник уже направлялся к дверям. – Выберем дерево, осмотрим площадку под лабиринт. Вообще осмотримся.

Начались беготня и обсуждения. Когда все устали и вернулись в дом, обнаружилось, что у Доры готов еще один пирог. Мясной.

– Дора, ты исправилась? – восхитился Павлик.

После обеда он притащил Пушкина и проэкзаменовал всех, читая навскидку начальные строки. Странно, все тут же подхватывали. Наверно, правда родились с Пушкиным в голове.

– Слушай, а почему ты не перевелась в гимназию? – спросил Марину Пал Палыч уже вечером, когда Ник ушел. – Ты ведь хорошо сдала тесты. Учились бы вместе с Николаем, всё равно он у нас практически живет.

– Не знаю почему, – ответила Марина, на этот раз – честно. – Испугалась чего-то.

 

(32 оценок, среднее: 2,09 из 5)
Загрузка...

Наталья Тугаринова

Тугаринова Наталья Степановна родилась 22 ноября 1975 г. Выпускница ИГУ, МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидат филологических наук. С 1998 года живет в Москве. Член Союза писателей России.

 

ЕДИНСТВО КРОВИ 

Русская раса – Спас на крови

Русская раса рождалась в любви.

 

 Мир на ладони

Когда весь мир залит кровью войны,

Когда нет в миру ни любви, ни веры,

Я не ищу ни в ком никакой вины –

Я просто смотрю на свои вены.

 

Мои ладони похожи на карту

Двух полушарий планеты:

Вот эта линия – это Экватор.

Вот – территория Нового света.

 

Я вижу Африку на линии жизни,

На линии разума вижу Швецию))

А вот холм Венеры – это Греция.

Россия – на линии сердца.

 

Бежит по венам кровь моих дедов,

Потоком народов, смешением рас –

Цыганские кудри кто мне наследовал?

Кто дал мне восточный разрез глаз?

 

Кому я обязана польской гордыней,

Арабской вязью моих страстей?

Меридианам времен и былей

И параллелям моих скоростей.

 

В кого я так непокорно упряма,

Когда ненавижу, когда люблю,

Кто дал мне в наследство отца и маму,

Кто дал мне русскую душу мою?

 

 

 

 

XI век. 1096 год

 

Песня половецкой княжны – дщери Тугоркановой

 

Ты был поднят на войлоке, о, мой князь Святополк!

Над главой твоей – облако, на щите твоем – волк.

 

Шлем твой неба касается – век могу я смотреть.

Пред тобой расступается Половецкая степь.

 

Ты очаг унаследовал от отца своего.

Возвращайся с победою и порадуй его.

 

Бога Неба просила я дать удачу тебе

Жертву я приносила камню, свету, воде.

 

И Христу я молилась, как ты в церкви учил.

Чтоб дорога открылась, я зажгла три свечи.

 

Мой отец посылает войско Змея на Русь.

Лавы в поле растают – главы падают пусть.

 

А на змея обманно я наброшу аркан.

Я из рода куманов – мой отец Тугоркан.

 

В поле будет сраженье – красным станет Трубеж.

Здесь на долгие лета ты поставишь рубеж.

 

Не бросай на съеденье диким птицам отца.

Схорони его тело у истока Донца.

 

Или лучше увидеть привези его мне,

Положи на могиле в Берестовской земле.

 

Заплету я на зависть две тяжелых косы

И пойду, не касаясь ни травы, ни росы, –

 

У шатра твоего разожгу я костер

И войду на заре в твой высокий шатер.

 

1612 год. Шляхтич Бельский

 

Я пришел в эту землю тебя воевать.

Я забыл и Отчизну, и невесту, и мать.

 

Ты взглянула с иконы, улыбку тая, –

И рассыпалась в поле шляхта моя.

 

Я последний из рыцарей, я Дон Кихот,

Это мой последний крестовый поход.

 

И теперь посреди широких степей

Присягаю кремлевской гордыне твоей.

 

Присягаю твоим золотым куполам –

Нашу веру мы делим с тобой пополам.

 

Присягаю твоим непонятным мечтам –

Привыкаю не Здесь быть сегодня, а Там.

 

Привыкаю, что весь, до конца, до седин

Буду раб твой отныне и твой господин.

 

1612 год. Шляхтич Бельский

 

Я пришел в эту землю тебя воевать.

Я забыл и Отчизну, и невесту, и мать.

 

Ты взглянула с иконы, улыбку тая, –

И рассыпалась в поле шляхта моя.

 

Я последний из рыцарей, я Дон Кихот,

Это мой последний крестовый поход.

 

И теперь посреди широких степей

Присягаю кремлевской гордыне твоей.

 

Присягаю твоим золотым куполам –

Нашу веру мы делим с тобой пополам.

 

Присягаю твоим непонятным мечтам –

Привыкаю не Здесь быть сегодня, а Там.

 

Привыкаю, что весь, до конца, до седин

Буду раб твой отныне и твой господин.

 

 ЕДИНСТВО МЫСЛИ

 

Русская раса – в тебе и во мне,

Русская раса рождалась в огне.

 

Разум и сердце

 

Dum spíro, spéro

Если нет – остается вера.

Вера без лишних сомнений и слов.

Чистая вера – это любовь.

 

XX век узнал ноосферу –

Мера против хаоса мысли.

Когда-то человек из пещеры

Дотянулся до чисел…

 

И далее – в паутину волн:

Кресло, компьютер стол.

 

Радиоволны сети Интернет

Под чердаком или мансардой))

Мы помним только шесть тысяч лет

Из двух миллиардов.

 

У нас шесть тысяч есть языков

И только один – родной.

Нас семь миллиардов, нам XX веков –

Эры одной.

 

Мы помним только обрывки снов –

В утренних свитках.

Мы помним только обрывки слов

На манускриптах.

 

Силюсь вспомнить, что было со мной

Шесть миллионов лет назад.

Мне было страшно стоять одной.

И ты подошел и взглянул в глаза.

 

Я все забыла – звезд маяки,

Тайну Вселенной, и боль, и страх…

Я помню только тепло руки

И Космос в твоих глазах.

 

Разум: огонь, колесо, письмо,

Атом, длина волны.

И ото всюду – твое письмо,

Чаще – письмо с войны.

 

Сердце читает: почерк родной –

Просьба, молитва, приказ:

«Жди, родная, я рядом с тобой,

Я у тебя через час».

 

Два распахнутых синих глаза

У рожденного в мир младенца –

Доказательство высшего разума,

Теорема всевышнего сердца.

 

«Я люблю тебя! — голос смелый,

Я люблю тебя – вот ответ.

Разум знает свои пределы,

А для сердца пределов нет.

 

 

 

 

ЕДИНСТВО ВЕРЫ

 

Русская раса – единство веры

Тех, кто ни в чем не знает меры.

 

Строителям храмов

 

1931 –й  – 1941 – й.

Взорваны храмы надежды и веры,

Но свой молебен читает вновь –

На страшных руинах России – любовь.

 

Шестидесятые, семидесятые –

Все атеисты, все незапятнаны

Ни в любви, ни в надежде, ни в вере –

Восьмидесятые – гибель Империи.

 

Молодые Иваны да Марьи –

Пролетарии

Приходили общаться с Богом

В планетарии.

 

И крестили их в дни воскресные

Два крыла

И венчали их – поднебесные

Купола.

 

Провожали их крестным знаменьем

На войну.

И снимало с них красным пламенем

Всю вину.

 

Против силы объединенной

Королевств

Выносили они знамена

Крест – на крест.

 

 

А на месте храма Спасителя –

Цитадель –

Не дворец был построен жителям,

А купель.

 

 

Храм Христа разрушал Калинин –

Окаянный,

Храм Христа возводил Калинин

Покаянный.

 

От одной эпохи России до другой –

Лишь погост

Там восходит горячей радугой

Калинов мост.

 

О, строители храмов всех эпох,

Из камней, из лесов, из звуков и из строф!

Каждый строит, как может, сердцу очаг и кров –

С верой в то, что жива на свете еще любовь.

 

Эту веру в Отца и Сына –

Дает нам Мать.

Разобщенность религий – мнима

Как прочитать))

 

Gaudeamus, Гауди! Gaudeamus!

В небо взлетает храма высокого парус.

Как высоки мечты у художника – мачты!

Голуби реют, один сел на рею: «Не плачьте»

 

Лес древовидных колонн так первобытен,

Сколько еще впереди будет открытий!

Каждый, кто входит сюда, – Адам или Ева –

Каждый отдельно, а вместе – картина Вселенной.

 

Пусть же художник творит не хоромы, а храмы,

Чтобы дитя его грёз стало желанным.

Парус холста поднимается ввысь – кисть наготове!

Пишет художник прекрасную жизнь – собственной кровью.

 

 

 

ТЫ И РОССИЯ

 

Ты помнишь имя моё?

Однажды меня спросили:

«Дитя, как имя твоё?»

И я сказала: «Россия».

 

Ты дал мне Слово, Ты дал мне Речь

И душу вдохнул в меня.

Я знала – Ты будешь меня беречь,

А я сберегу Тебя –

 

Твой голос, сердце и этот лик –

Любимый, знакомый, родной.

Ты слышишь мой шепот, Ты слышишь мой крик,

Ты даже далёко – со мной.

 

Враги приносили горе и смерть,

Пытки, угрозы, насилие…

Спросили: «Как имя твое, ответь?»

И я сказала: «Россия».

 

Так было от века. Так было не раз.

Но Ты приходил в решающий час…

И снова пришел и сегодня спас

Меня, мое сердце, нас.

 

Мы вместе – в прозе, в стихах и песнях.

Единство слова, единство чести.

Мы вместе – руки, сердца и нервы –

Единство крови, мысли и веры.

 

Я верю – Ты самый сильный.

Я верю – Твой Космос нов.

Ты знаешь, что я – Россия

Ты знаешь, что я – любовь.

Лат.: Пока дышу – надеюсь.

 

(10 оценок, среднее: 1,10 из 5)
Загрузка...

Мне 25 лет, я журналист-фрилансер. Я родилась и выросла в сельской глубинке. Сейчас временно живу в городе Самара. С юных лет главными моими увлечениями были проза и музыка. В моих планах на ближайшее будущее закончить хотя бы один из своих романов и попробовать его издать. Пишу я много, но хочу довести все свои произведения до совершенства, а это не просто. Мое увлечение музыкой привело меня к созданию рок-группы, которая просуществовала чуть больше года. Это было самое лучшее время моей жизни, не считая тех часов, что я провожу за написанием прозы. Рассказ, который я прислала на этот конкурс сочетает в себе мои главные увлечения — прозу и музыку, а объединяет их любовь.

 

Purple haze all around

Don’t know if I’m comin’ up or down

Am I happy or in misery?

Whatever it is that girl put a spell on me…[1]

Jimi Hendrix — Purple Haze

 

Июнь,2015

I

Мы встретились случайно. Как бы банально это не звучало и сколько бы историй так не начиналось, но все так и было. Кто он такой я прекрасно знала. Однако в мои планы на тот день не входил разговор по душам с фронтменом популярной рок-группы. Хотя, что скрывать я зарабатываю на том, что пишу об артистах. Назвать бы себя светским хроникером, да язык не поворачивается. Я просто журналист, которому жутко скучно писать об итогах уборки урожая и проблемах жилищно-коммунального хозяйства.

Когда я его увидела, он безуспешно пытался купить банку колы в автомате. Видимо, система затормозила и не желала отдавать ему купленный напиток.

— Помочь? – спросила я, подойдя к нему. – Хотя, если честно абсолютно не представляла, чем в этой ситуации я могу ему помочь. Просто я не устояла перед возможностью заговорить с ним.

Он посмотрел на меня отстраненно, но в тоже время, пытаясь определить, видел ли он меня раньше.

— Если только у тебя есть бита, чтобы разбить этот чертов автомат, — наконец убедившись, что не знает меня, ответил он.

— Я же не Харли Квинн[2], чтобы носить с собой биту. Но могу предложить оставить автомат в покое и купить колу в магазине, если, конечно, тебя жаба не душит.

Он облокотился на злополучный автомат с напитками и сказал:

— Не то, чтобы я такой жмот, но я первый раз в жизни решил по-настоящему почувствовать себя человеком двадцать первого века и купить лимонад у бездушной машины, а она нагло сожрала деньги и оставила меня без лимонада. Похоже, я тот еще неудачник.

— Я бы так не сказала.

— Ты знаешь меня? – с явной досадой в голосе спросил он.

— К сожалению, да, — весело ответила я.

— Я удивлен. Ведь меня знают только в узких кругах гитарных задротов и доморощенных гениев, считающих себя реинкарнацией Даймбэга Даррела[3]. Странно, что такая милая девушка в курсе моих скромных начинаний.

Я невольно рассмеялась.

— Мне кажется, ты слегка недооцениваешь своих поклонников.

Он немного помедлил с ответом, изучая мое выражение лица.

— На самом деле я их обожаю, ведь как без них я смог бы так отчаянно сорить деньгами, —  сказал он, указывая на автомат с колой. – Не хочешь прогуляться со мной?

Сказать, что я была удивлена его предложением, значит, ничего не сказать. Я была поражена, польщена, во мне даже вдруг взыграло самомнение. Но я подавила в себе все эти неблагородные порывы и с веселой непосредственностью спросила:

— Что серьезно? Предлагаешь мне прогуляться? Если я соглашусь, то боюсь быть неправильно понятой, ведь я знаю, что ты женат.

На его лице появилась лукавая ухмылка, но она быстро сменилась задорным смехом.

— Можно подумать я приглашаю тебя пройти со мной в номера, где нас ждут ребята из группы, еще парочка горячих девчонок и виски с коксом. Я бы и сам от такого не отказался, но реальность такова, что старые добрые рок-оргии нынче не в моде. Теперь рокеры ведут здоровый образ жизни, ходят в качалку, а некоторые даже бегают по утрам, представляешь? А, если быть серьезным, то не думаю, что поболтать с девушкой на улице о всякой чепухе считается изменой.

— Кстати, о группе. Где же твои верные спутники? Мне всегда, казалось, что вы неразлучное трио.

—  Ребята подустали от гастролей и видят сейчас уже далеко не седьмой сон. А мне все нипочем. Я почти что терминатор.

Он говорил в своей обычной шутливой манере и широко улыбался, но я не поверила его словам. Что-то в его взгляде говорило о том, что гуляет он в одиночестве вовсе не потому, что в отличие от других не устал. Несмотря на внешнюю жизнерадостность и ежеминутную готовность шутить по поводу и без него, что-то с ним было не так. Во всяком случае, мне так показалось или я просто искала хороший повод, чтобы согласиться на его предложение о прогулке.

II

Я сомневалась. С одной стороны у меня была отличная возможность неформально пообщаться с одним из самых виртуозных гитаристов в стране. Но с другой стороны я жутко не любила становиться ближе к тем, кто должен быть недосягаем для простых смертных. Ведь, когда звезда падает с небес, она больше не сияет.

—  Ну, так что? – неуверенно спросил он.

— Почему бы и нет! – незамедлительно отреагировала я. – Может быть сегодня и не твой день, но определенно мой. Когда еще мне удастся вот так запросто поболтать с таким крутым чуваком, как ты!

На его щеках появился легкий румянец.

— А ты умеешь смутить. Ты просто убиваешь во мне брутального гитариста с трехдневной щетиной и немытыми волосами.

Он надел черные солнцезащитные очки, которые до этого держал в руках.

— Теперь меня точно никто не узнает, — рассмеялся он. – Пойдем.

Мы неторопливо шли по тротуару. Солнце пекло не сильно. Было жарко, но терпимо. На пару минут мы остановились у ларька, чтобы купить воды. Потом, не сговариваясь, повернули в сторону ботанического сада.

— Сегодня вы выступаете с симфоническим оркестром на самой большой площади нашего города. Предчувствую, эпичный концерт! — поделилась я своими мыслями.

— О, да! Мы прямо, как группа Scorpions.

— Точно! Обожаю симфонические версии их песен.

— Кстати, чем ты занимаешься, незнакомка?

— Ты не поверишь, но я журналистка.

— Да, ладно! – с неподдельным удивлением произнес он. – То есть это все подстава, и ты хочешь написать обо мне желтую статейку.

— У меня сегодня выходной, так что, пожалуй, не буду писать о тебе желтых статеек.

— А что у журналистов бывают выходные?

— Мы тоже люди.

—  Действительно, — засмеялся он.

— Я смотрю, ты до сих пор не сбежал, значит, все же не боишься последствий случайного знакомства с журналисткой?

— Почему-то мне кажется, что ты не из тех «акул пера», каких стоит опасаться.

— Даже как-то обидно! – весело воскликнула я.

— Я думаю, это был комплимент.

Я зарделась.

— Черт побери! Так не честно, ты меня ненамеренно клеишь.

Мы остановились у какого-то экзотичного папоротника, росшего в явно непривычной для него компании берез.

— Я не специально. Просто я такой обаятельный, что не устоять, — сказав это, он продержался ровно пять секунд и начал смеяться.

— А здесь мило, — решив переменить тему, сказала я, когда он успокоился.

— Где мы вообще?- как будто очнувшись ото сна, спросил он.

— Где-то в ботаническом саду, точнее сказать не могу.

— Может, присядем, я немного устал, — и он направился к скамейке, укромно стоящей в зарослях растения, похожего на плющ, но вполне возможно, что это был вид какого-то дикого винограда.

Я не спеша последовала за ним. Где-то пять минут мы просто сидели в тишине. Вокруг не было ни души. Видимо, мы забрели в ту часть сада, куда не часто заглядывали посетители.

— Так странно…, — произнес он полушепотом.

— Что?

— Сидеть здесь и ничего не делать, — задумчиво ответил он.

Что-то не давало ему покоя, тяготило, и я чувствовала, что он хочет выговориться, но не знает, насколько уместно будет посвящать меня в свои проблемы.

— Ладно, звезда, выкладывай уже, что мучает твое творческое сознание? Так уж и быть, я никогда не выдам твоих тайн. Честное журналистское.

Он посмотрел на меня удивленно, но с благодарностью.

— Ничего особенного со мной не происходит. Как все музыканты, которые хоть чего-то добились, я не хочу это потерять, но и не хочу ради дальнейшего успеха делать то, что не по душе. И эта моя история стара, как мир. Все хотят делать только то, что нравится и еще получать за это бабки. Иногда, чтобы написать хороший альбом нужно время. Два года, а может даже несколько лет. Но о тебе могут забыть, пока ты будешь ваять свой шедевр. И не факт, что забив на гастроли и фанатов, в итоге ты напишешь  что-нибудь стоящее. Какой-нибудь Вася, выучивший на гитаре три аккорда, послушав твой лелеемый годами альбом, скажет, что это полное говно, и не замедлит увековечить свое мнение во всех социальных сетях.

Когда он говорил, лучи солнца падали на его лицо сквозь резные листья зарослей неизвестного растения, и я впервые за нашу случайную встречу увидела в нем не популярного гитариста, а красивого мужчину. Шаблонной его красоту было не назвать, да и на голливудского красавчика он не смахивал, но для рок-звезды был чрезвычайно хорош. В нем было все, что любят девочки с разноцветными волосами и пирсингом во всех мыслимых и немыслимых местах. Эдакий альтернативный принц с гитарой вместо коня. Даже странно, что большинство его поклонников были парнями. Понятное дело, они мечтали играть, как он. Но куда смотрели девушки? Куда делось старое доброе женское сумасшествие по красивым рокерам?

 

Пурпурный туман повсюду,

Не знаю наверху я или внизу,

Счастлив я или несчастен?

Как бы там ни было,  но это девушка околдовала меня

(строчки из песни Джими Хендрикса «Пурпурный туман)

Вымышленный персонаж комиксов издательства DC Comics. Бита является одним из видов оружия, которым Харли пользуется.

Виртуозный гитарист, основатель метал-группы «Pantera». В 2004 году на концерте его застрелил психически больной фанат.

 

(9 оценок, среднее: 1,67 из 5)
Загрузка...

Илона Гоменюк

Увлекаюсь литературой, психологией и иностранными языками. Свою первую книгу написала в возрасте шестнадцати лет. Моё творчество представляет собой некий призыв к жизненному движению. Моё главное стремление выражается через желание донести до читательской аудитории мысль о том, что добро, любовь и взаимопонимание всегда побеждает!

                     

                                       Описание (Никто не вернётся живым)

Сердцебиение участилось, дыхание стало тяжёлым и громким. Он тщательно осматривал помещение, словно пытаясь, что-то найти. Его взор проникал в каждый уголок, в каждую щель туалета. Яша проводил своими руками по холодным стенам. Гладил их и шептал еврейские молитвы. Кто бы мог подумать, что этот парень с чистейшей душой окажется таким беспомощным. Яша подолгу держал свои глаза закрытыми, а когда открывал, тотчас же смотрел на светлый кафель, зеркало или водосточную трубу средней толщины. Она не давала покоя ни ему, ни его глазам, ни его мыслям. Голова раскалывалась от боли. Слишком много нервов было потрачено впустую. Сначала хотелось жить, молиться за родственников, надеяться на то, что они ещё не спохватились, но с каждым днём надежда и вера умирали, постепенно забирая с собой кусочек души и желание бороться дальше. Яша расстегнул ремень своих джинсов, снял его и скинул на пол. Его джинсы вот-вот должны были упасть, но вместо них упал он сам. Расстелившись пластом на полу, он ругал себя за свою жизнь, за свой путь и за свою слабость. Как бы хотелось поговорить сейчас с кем-то из близких, выплакаться обо всём том, что навалилось на него. Яша был готов поговорить даже с кем-то из друзей, но на этот раз, они вряд ли бы его поняли. И тогда он решил поговорить со всеми сразу, оставляя частику себя на гигантском зеркале. Он поднялся на ноги, схватил забытый кем-то тюбик с зубной пастой, и принялся выдавливать её на отражающую поверхность, оставляя на ней свои собственные мысли.

«Я приношу Богу свои извинения за то, что потерял контроль над собственным разумом, но я больше не могу продолжать жить с этой душевной болью! Каждая клеточка моего тела требует спокойствия, которого давным-давно уже нет. Моя жизнь сгорела дотла. Всё разлетелось на куски, и больше нет никакой надежды на спасение. Это место стало моим адом, и лишь единицы людей, встреченные мною здесь, стали частью меня. Пусть сгорит к чертям ваша подземная лаборатория. Яков Рубинштейн.»

 

Неизвестно сколько времени прошло с того момента, как Яша вошёл в туалет. Может он находился там пятнадцать минут, а может и двадцать пять. Это было странно, ведь дольше семи минут никто не находится в этом отвратном месте. Во-первых, попросту говоря, делать там нечего, а во-вторых, никто не позволит этого спортсменам. Все знали эти «тайные правила», и рисковать, нарушая их, никому не хотелось. Смотрящий то и дело ждал болвана, который задержится там на пару минут. Вот такое странное хобби было у этого немолодого человека. Не дождавшись Яшиного выхода, он вломился в туалет с ехидной улыбкой. Она тотчас же сошла с его морщинистого лица.

— Твою мать! – Ошарашенно крикнул он.

На водосточной трубе, которая едва могла выдержать здорового человека, висел кожаный ремень, обвивающий шею парня. Под низом валялось перевёрнутое мусорное ведро. Было видно, что его сбивали ногой. Зеркало было исписано зубной пастой, которая уже успела засохнуть. Смотрящий обронил своё оружие и обеими руками схватился за голову. Висельник был в нескольких шагах от него. Небрежно зацепленный ремень вот-вот оборвётся вместе с трубой, но это уже ничего не исправит. Мгновенная смерть. Самоубийство. Решение всех проблем. Зовите это как вам нравится! От туалетной духоты ничего не осталось. С замиранием сердца смотрящий смотрел на отчаянного парня, а по телу его пробегал холодок.

 

Ещё одна ночь в подземной лаборатории подходила к концу. Совсем скоро будет объявлен подъём, а затем и завтрак, но это совсем никого не радовало. Яшка пропал, словно провалился сквозь землю. Сначала ребята безмолвно его ждали, а затем, спохватившись, стали за него волноваться. Скорее всего Станкевич выловил его где-нибудь в коридоре и повёл на дополнительный медицинский осмотр перед операцией. Ребята старались отвлечься от собственных мыслей, полностью концентрируя своё внимание на согнутом листке, который дала им Агата. План эвакуации напоминал им детский рисунок, на котором был изображён замысловатый лабиринт. Парни рассматривали каждую деталь, изучали коридоры и этажи. Некоторые залы и кабинеты были хорошо им известны, поэтому попасть в них не составило бы никакого труда, однако среди уже знакомых помещений были и те, о которых ребята даже не догадывались. Ориентировочно, выход находился на самом верхнем этаже, справа от служебного туалета. Коридор был широким и пустым, и лишь в ста метрах от главной двери находился грузовой лифт. Попасть туда было сложно. Вероятность того, что охрана усиливается с каждым квадратным метром, была высока. Пробраться туда вчетвером было огромным риском, но назад дороги уже нет. Богдан обводил карандашом самые неприметные коридоры, через которые можно было оказаться в нужной им точке.

— А что, если нас заметят? – С тревогой спрашивал Андрей.

— Типун тебе! – Богдан покосился на него и отмахнулся рукой.

— Ну, правда! Что, если бежать вчетвером слишком опасно? А если мы разделимся?

— Для начала нам нужно убедиться в каких местах стоит охрана, а затем уже думать кто и куда побежит. – Объяснял Саша.

— Эй, смотрите. – Богдан подскочил на своём месте и тыкал карандашом по листку, — Вот это служебный коридор, а это, — Он указывал на узкую линию этажом выше, — Это коридор, которым никто не пользуется. Здесь есть проход к тому самому лифту, который нам нужен.

— Хм, а это не так уж и плохо! Что за помещения этажом выше? – Спросил Саша, но Богдан лишь искоса на него посмотрел.

— Не знаю, какие-то лаборатории. Шрифт слишком мелкий, да и не все надписи мне понятны.

— Ладно, нам стоит проверить кто пасёт нас на том этаже.

— Сейчас вернётся Яшка, и мы пойдём с ним в разведку, а вы соберитесь с мыслями, достаньте нам побольше воды и готовьтесь к побегу этой ночью. – Богдан осмотрел друзей строгим взглядом и закусил нижнюю губу.

— Будет сделано, босс!

— Считаешь это смешным, Сашенька?

— А сам как думаешь? Возомнил тут себя самым главным!

— Ребят, ну хватит! – Андрей встал посередине, словно остерегая двух своих друзей от очередной ссоры.

-Нет, Андрюха, подожди! – Продолжал Богдан – Это я возомнил себя самым главным? А ничего, что я просто досконально изучил этот долбанный план эвакуации, чтобы мы поскорее спасли свои горящие задницы?

— И мы конечно же скажем тебе спасибо, а то, что план эвакуации вам подкинул именно я – так это не считается.

— Ах, вот как ты заговорил! Пытаешься подчеркнуть, что Агата дала его именно тебе? Что ж, радуйся, в этом раунде твоя взяла.

— Какой ещё раунд? Да вы с ума сошли.

— Нет, Андрей, это Богдан сошёл с ума. Загрызть меня готов из-за того, что Агата выбрала меня.

— А она тебя выбрала? – Андрей стоял в недоумении, не понимая почему эти двое так слепо верят её искренности. — Она разрывается между вами, и это видно, но самое главное то, что она действительно нам помогла. Неважно кому она отдала этот план, важно лишь то, что мы должны объединиться и выбраться отсюда.

После таких слов любому захочется провалиться под землю от стыда. Парни опустили свои глаза и на пару минут замолчали. Не было смысла бороться за то, чего нет. Иногда нам кажется, что важнее наших проблем нет ничего, но это ошибочное суждение. Есть вещи, во имя которых следует пожертвовать самим собой, забывая о том, что это самопожертвование может в корне изменить нашу жизнь. Богдан стоял неподвижно, как вдруг перед глазами всё поплыло. Острая боль во всех конечностях разливалась с невероятной скоростью, колени подкосились, и он повалился на пол.

— Эй, старик, что с тобой? – Ребята подловили его за руки, но тот начал стонать ещё громче.

— Я не чувствую своих ног. Они…они онемели!

— Ты шутишь? Что за дерьмо?!

— Чёрт, мне больно!

Андрей и Саша дотащили его до ближайшей кровати и аккуратно усадили на неё. Они стали массировать ему ноги, растирая и пощипывая их. Богдан с трудом стабилизировал своё дыхание. Постепенно боль отпускала его.

— Ты как?

— Порядок!

— Что это было? – С недоумением расспрашивал Андрей.

— Если бы я знал…Мне казалось, что я упал с крыши многоэтажного дома и каждая косточка разлетелась на мелкие куски. Я никогда не чувствовал такой сильной боли. Мне казалось, что мышцы и суставы одновременно болят и коченеют.

— У меня нет слов. Нет, чувак, ты не станешь болеть! Нам осталось совсем чуть-чуть. Держись, пожалуйста!

— Кажется я знаю, что это такое. – Заявил вдруг Саша, глядя на Богдана серьёзным взглядом.

— И что же?

— Агата не раз упоминала о том, что в еду подсыпают различные препараты, от которых возможен даже летальный исход, не говоря уже о каком-то там онемении конечностей.

— Хм, а это мысль…- Андрей призадумался, продолжая массировать ноги Богдана. – Но мы с вами старались ничего не есть.

— Шоколадные эклеры! – Крикнул Богдан во весь голос и тут же почувствовал нарастающую боль в нижних конечностях. – Я сожрал их без задней мысли. Чёрт, они по любому напичкали их химикатами.

— Каждый организм по-разному принимает лекарства, не говоря уже о том, что эти экспериментальные препараты превращают нас в мутантов.

— Может быть твои мышцы растут? Вдруг ты станешь сильнее и быстрее?! Ведь они добиваются именно этих результатов.

— Возможно и так, но боль просто адская. – Продолжал Богдан. – Нужно скорее идти на разведку. Где этого Яшу носит?

— Хочешь я пойду с тобой? – Андрей говорил на полном серьёзе. – В конце концов я изучил подземную лабораторию не хуже тебя, а Саша дождётся Яшку, и они вместе подготовят необходимые вещи. Идёт?

 

(80 оценок, среднее: 2,68 из 5)
Загрузка...

Валерия Зикунова

Живу и пишу в Омске, печатаюсь в Пятигорске, читают во всем мире! 

                                                                                  Чистые Игры 

— Здесь информация обо всех взятых у Вас допинг-пробах? – инспектор ткнула пальцем в толстую папку с моим личным делом.

— Да. Только результаты анализов за сегодняшний день должны быть на сервере. Перед посадкой в самолет, после приземления и в гостинице, перед тем как ехать сюда. Каждые три часа – все согласно регламенту.

— Да, вижу, — женщина заглянула в монитор и махнула рукой в сторону лаборанта, склонившегося над образцами взятой только что у меня крови. – С этим как раз сто будет за пять дней. Все верно, как раз по нормативу для стран с низким индексом доверия. Продолжим?

— Да, пожалуйста.

— Как Вы объясните случай шестилетней давности? Наш источник в Тарской районной больнице сообщил, что у Вас тогда поднялась температура до 40  °C. Допустимые пределы для больного спортсмена 36-39  °C .

— Ангина. Вот заключение Центральной комиссии по допуску о возможном отклонении от нормы при температуре наружного воздуха -35  °C . Там же сводки метеонаблюдений за период болезни, — я протянул папку с документами, которую мне всунули юристы перед самым отлетом. Они уже научились обосновывать и такое.

— С этим ясно, — инспектор быстро пролистала бумаги. – Рекламные контракты?

— Исключительно с компаниями внесенными в реестр официальных партнеров Игр.

— Общение с прессой?

— С аккредитованными представителями изданий квалифицированных Международным комитетом как достоверные средства массовой информации.

— А беседа с Вами в «Барабинском секторе»? – она думала застать меня врасплох, а я хорошо помнил эту школьную газету, которой дал интервью два года назад.

— На тот момент «Барабинский сектор» прошел предквалификационный отбор и по пункту пять Положения о СМИ имел право писать о призерах. Позже регламент для молодежных изданий был изменен и в квалификации им было отказано.

— Хорошо, даты проверим, — женщина сделала пометку и продолжила допрос.

За следующий час я ответил еще как минимум на тридцать вопросов, касающихся моего режима питания, семейного положения, вероисповедания, высказал свое отношение к наркотикам и сексуальным меньшинствам, описал идеальный тип государственного устройства. От моих слов женщина то недовольно хмурилась, то непонимающе кивала, то улыбалась, когда я цитировал «правильный» ответ. Нашу беседу прервал лаборант. Он закончил с анализами и передал инспектору заключение.

Конечно же я был «чистый»! Женщина одобрительно закивала и вежливо произнесла: «Я думаю можно закончить…». Она уже собиралась поставить подпись под моим допуском, как в этот момент сидящий в углу молодой человек вскрикнул:

— Лилли, стойте! Взгляните сюда, — он взволнованно ткнул пальцем в экран прибора. – Программа наконец вербализировала информацию с датчиков, фиксирующих мысли. Спортсмен считает нас тупоголовыми идиотами, а всю процедуру допуска к Играм дебильным спектаклем с заранее известным финалом.

Я расхохотался и от их перекошенных от ярости лиц, и от того, как точно работал их новый прибор. О нем мы не знали и не были к такому готовы. Естественно мне отказали!

Я вышел в коридор. Дружными аплодисментами меня встретили спортивные делегации почти из всех стран. Я был последний, кого не допустили к Играм. Ждали только меня.

Одной большой разноцветной рекой потекли мы к выходу из штаб-квартиры Комиссии за чистоту спортивных международных состязаний. На стоянке нас ждал огромный летательный аппарат, который в одно мгновение перенесет нас подальше отсюда. Туда, где по-прежнему будут побеждать те, кто выше, быстрее, сильнее.

Мы ехали соревноваться и бороться за себя, свои страны и за спорт. Нас ждали совсем другие арены и другие трибуны!

 

10.09.2016

Зикунова Валерия

 

(18 оценок, среднее: 2,61 из 5)
Загрузка...

Культяпов Николай Александрович, родился 21 ноября 1948 года в Горьком, ветеран спецслужбы в отставке, по роду службы приходилось бывать в различных «горячих точках», награжден правительственными наградами, в том числе и за боевые заслуги. Автор 13 книг, член Международного и Интернационального союзов писателей и Российского союза профессиональных литераторов, лауреат и дипломант около 40 международных и всероссийских литературных премий, занесен в Книги рекордов России, Европы и Гиннесса, 6 раз становился лауреатом Национальной литературной премии «Золотое перо Руси» (в 2010 году международным жюри включен в список «Лучших авторов нового тысячелетия»), 4 раза лауреат Международного конкурса искусств «Чистое детство», а также «Твои, Россия, сыновья!» (дважды), «Таков мой взгляд», «Озарение», «Моя малая Родина», «О казаках замолвим слово», «Историческое наследие», «Союз поколений» (дважды), общества любителей русской словесности имени Л.Н. Толстого, «Литературная Вена-2013», «Защитники Отечества», «День Победы», «Лохматый друг», «Олонец – память наших сердец…» в номинации «на планете земной много есть городов», «Добрая лира» в номинации «художественная литература для детей», имени генерала М.Д. Скобелева и многих других. Швейцарским издательство «Кто есть кто» включен в биографическую энциклопедию успешных людей России за 2012 год, печатался в международных и российских журналах: «Золотая строфа», в Канаде, в Австрии, в Израиле, на Украине, в Москве, в Санкт-Петербурге, в Нижнем Новгороде, в Иванове и других городах. В 2015 году награжден литературной медалью «За вклад в военную литературу». Ведет большую общественную работу: является председателем Нижегородского регионального отделения Всероссийской общественной организации «Трудовая доблесть России», членом областного Совета ветеранов Управления ФСБ, Автозаводского Совета ветеранов войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов, Клуба ветеранов спорта, совета территориального общественного самоуправления № 1, некоторых литературных кружков. «Заслуженный ветеран Нижегородской области», за последние годы провел более 3,5 тысяч уроков мужества, творческих встреч и выступлений в школах, в техникумах, в вузах, в библиотеках, воинских частях, в трудовых коллективах и в санаториях. Причем принципиально делает это бескорыстно, считая подобные встречи, военно-патриотическое и трудовое воспитание молодежи своим гражданским долгом.

 

Синопсис к военно-историческому роману «Женский бунт»

Основные действия происходят накануне и во время Великой Отечественной войны и заканчиваются в мае 1945 года. События разворачиваются в отдаленном северном поселке «Мерзлый», где отбывают срок около ста ссыльных женщин из числа так называемых врагов народа. Спецконтингент словно специально подобран из самых различных уголков страны и представлен всевозможными социальными группами и национальностями: словно это сделано сознательно для испытания на выживаемость в этих трудных природных условиях. Главным персонажем романа является капитан в отставке, прозванный местными жителями Егорычем.

С самого начала Второй мировой войны поселенки с интересом следят за происходящими в мире событиями, продолжают открыто или тайно ненавидеть советскую власть и ждут нападения на СССР фашистской Германии. Они уверены, что немцы принесут им долгожданную свободу, вернут отнятое большевиками богатство и прежние привилегии.

22 июня 1941 года они с радостью встречают весть о нападении Германии на Советский Союз. Дальнейшие события происходят стремительно. Оставленные почти без присмотра женщины практически предоставлены сами себе и поднимают бунт: царит анархия, захватываются дома начальства. Ничего не подозревающий Егорыч возвращается с охоты и узнает страшное известие о начале войны. Наиболее враждебно настроенные поселенки призывают сейчас же расправиться с ним, как единственным представителем советской власти, чтобы наглядно продемонстрировать немцам свою лояльность. Только чудом удается утихомирить взбунтовавшихся. Вскоре выясняется, что наиболее нетерпеливые, воспользовавшись благоприятной ситуацией, сбегают из поселка, однако тайга не прощает такого легкомыслия: к сожалению, возвращаются далеко не все.

Вскоре отступающая Красная армия покидает этот район. Военком ставит перед Егорычем задачу быть в резерве и при необходимости оказать помощь подполью или партизанскому отряду. Капитан остается совсем один среди озлобленных женщин, большинство из которых не скрывают своей ненависти к нему. Если уж раньше, в мирное время, на него совершались дерзкие покушения, то теперь обстановка тем более осложняется: от них всего можно ожидать. И тем не менее, он как прежде проводит с ними беседы и политинформации по историческим вопросам и текущим моментам, предупреждая, что ничего хорошего фашисты не принесут ни им, ни всему народу. Ему не верят, грубо возражают и даже угрожают.

Появление в поселке фашистов большинство женщин воспринимает с откровенной радостью, с традиционным хлебом и солью. А немцы и не собираются с ними церемониться: первым делом вешают еврейку, которую свои же и выдали, потом истязают на глазах у всех цыганку, пытавшуюся сбежать. Для поселенок вводят крайне жесткий режим и заставляют работать по 10 часов на лесоразработках. Начинается совсем иная жизнь: одни в неволе и под постоянным контролем оккупантов, а Егорыч прячется в лесу. Для него пребывание там дело привычное, так как он заядлый таежный охотник и знает немало отдаленных заимок и схронов. Но спокойно отсиживаться он не может, поэтому сразу приступает к диверсионной деятельности. Немцы устраивают на него охоту, прибегают к различным уловкам и засадам, но все безрезультатно. Иногда он с риском для жизни ночью навещает женщин и морально поддерживает их.

Однако фашисты тоже не дремлют: в первые же дни им удается завербовать агентуру, поэтому через них им становится известно об обстановке в бараке. Но Егорыч по-прежнему недосягаем для них, продолжает травить овчарок и совершать всевозможные диверсии. Во время очередной операции на тракте он расстреливает водителя грузовика и бросает в кузов гранату. Из кабины вываливается раненый офицер. И в душе русского Медведя, как его прозвали фашисты, просыпается жалость. Таким образом старший лейтенант Ганс оказывается у него в плену. Постепенно отношения между ними налаживаются, Егорыч дает ему советские газеты, в которых выступление товарища Сталина, а также некоторые трофейные немецкие документы. Рассказывая ему об истории своего государства, о русском народе, его традициях и обычаях, капитан рассчитывает сделать из него антифашиста.

Но война продолжается, поэтому Егорыч периодически уходит на различные операции против немцев, которые в свою продолжают охотиться на него, используя в том числе и предательницу Гангревскую.

Вскоре в лесу объявляется внук Егорыча, 16-летний Митька, который рассказывает деду, как после эвакуации их поезд разбомбили самолеты — он чудом остался жив.

С тех пор они проживают вместе. А женщины нещадно эксплуатируются фашистами, нервы у поселенок напряжены, они обозлены, часто ругаются, иногда дело доходит до драк.

Егорычу постоянно угрожает опасность, и он частенько попадает в сложные ситуации и серьезные переделки. За это время он дважды получает ранения, самостоятельно лечится, но каждый раз снова возвращается в строй.

Среди поселенок затерялись две сестры из поволжских немок, одна из них слышала разговор ученых во время ночной прогулки: с их слов, скоро все закончится и что они уже начинают собирать чемоданы. Узнав об этом и сопоставив факты, Егорыч приходит к мысли, что здесь какая-то секретная лаборатория. Капитан откровенно беспокоится за судьбу поселенок и делится с ними своими тревожными соображениями, призывая взяться за оружие. Но они запуганы, к тому же не верят ему, а кто-то просто-напросто проявляет трусость.

Позже сестры-немки узнают, что в поселок уже прибыл карательный отряд, и на днях должны сделать какие-то прививки, а затем что-то испытать на людях. Сами же немцы в это время уже покинут поселок.

Егорыч появляется в поселке внезапно и сообщает о предстоящей акции фашистов. Женщины после нелегких колебаний все же соглашаются поддержать его. В результате ночных боев все фашисты и полицаи уничтожены, а один барак полностью сожжен. Потерь среди женского отряда нет: только две ранены.

В штабе он обнаруживает двух профессоров и их помощниц-лаборанток. По его приказу кабинеты-лаборатории опечатываются, а ученые отправляются под замок: мало ли чего могут натворить эти химики.

Утром уже начинается новая жизнь, свободная от поработителей. Немцы не оставляют их в покое, поэтому приходится держать оборону.

Судя по грозным шифровкам из Берлина и другим трофейным документам, Егорычу становится понятен страшный замысел фашистов: с помощью мощного взрыва они собирались испытать на людях, животном и растительном мире разработанное ими в местных лабораториях химическое и бактериологическое оружие, так называемое оружие возмездия. Для этого они половине женщин планировали сделать прививки, чтобы потом оценить и сравнить результаты воздействия убийственных препаратов.

Егорычу приходит отчаянная мысль и до немецкого генерала с помощью Ганса по телефону доводится дезинформация, что все жители поселка погибли. Вскоре выбрасывается группа дозиметристов-разведчиков в специальных костюмах и с измерительной аппаратурой, которые тоже уничтожаются.

В 1944 году немцы под натиском Красной армии покидают этот район. Эту радостную весть приносит прибывший в поселок сын Егорыча Владимир, который после лечения в госпитале — ему ампутировали руку — приезжает навестить отца перед тем, как отправиться к своей семье. Выясняется также, что немецкий генерал, узнав о полном провале намеченной в поселке операции, сводит счеты с жизнью.

Командир поручает сыну, бывшему политруку, майору в отставке, отыскать в штабе секретное хранилище, где, по его мнению, должен быть спрятан еще один сейф. Владимир с азартом включается в работу, обстукивает каждую доску на полу, потолке, стенах и все же находит потайную комнату с антиквариатом, ценными картинами и прочими музейными редкостями, также небольшой сейф с золотыми и серебряными украшениями, изделия с драгоценными камнями и без них, пачки денег и папки с документами, а также картотеку на всех русских женщин и два личных дела. Взглянув на фотографии и фамилии, командир сразу догадывается, что это не простые дела, а дела немецкой агентуры.

В этот же день на общем собрании предательницы Гангрена и Тихоня разоблачаются.

После предварительного звонка из Москвы прилетает генерал-лейтенант Разин, который знакомится с трофейными документами и результатами лабораторных испытаний. Улетает он вместе с отобранными для разведшколы поселенками, а также забирает с собой командира, его сына, внука и Ганса. Вместо Егорыча прибывает новый комендант.

3 мая 1945 года их командир возвращается. Когда снимает шинель с майорскими погонами, все замечают на его груди золотую звезду Героя Советского Союза. Только сейчас все узнают, что бывший опер и капитан в отставке на самом деле является действующим сотрудником государственной безопасности.

В день Победы Егорыч задумывается над будущим страны и мечтает как бы возродиться в ней через 50 лет после смерти, чтобы самому убедиться, что не зря они кровь проливали, жертвовали собой, погибали, а также, чтобы лично увидеть, как потомки чтут и ценят всеобщий подвиг советского народа и как распорядились завоеваниями. Он выражает надежду, что они это сделали грамотно: по чести и по совести.

 

(13 оценок, среднее: 1,08 из 5)
Загрузка...

Меня зовут Красилова Алена. Родилась и живу в столице Алтайского края в городе Барнауле. С девяти лет пишу стихи, рассказы. Люблю наблюдать за природой, людьми, животными, смотреть на небо и размышлять.

 

 

 

 

 

 

Отрывок из повести «История маленького призрака «

Почувствовала на своих щеках слезы и вернулась в реальность. На кухне все осталось так же: темно-зеленая краска покрывала половину белых неровных стен; старые шкафы выстроились в ряд, пряча в себе различные конфеты и печенья, чаи и хлеб; возле дальнего окна кряхтел сорокалетний холодильник, а у ближнего стоял стол, накрытый цветочной скатертью. Бабушка сидела прямо, будто палку проглотила, и с выражением глубочайшей обиды на лице, Миша ушел, и было слышно, как он шутливо ругал сына, мама погрузилась в прошлое, как и папа. Отец смотрел на улицу, будто видел хоть что-то через сплошные заросли яблонь и желтых роз, и выстукивал на подоконнике — «Все будет хорошо. Все будет хорошо».

Мысль. Я почувствовала её шевеление. Она крутилась у меня в голове, заставляя трепетать в предвкушении догадки. Она была близко. Спасительная мысль была близко. Чем активнее я начну её «ловить», тем дольше не поймаю. Поднялась и вышла на улицу за Темой по его следам: сбитым половикам, видимо, он бежал, сланцы стоят у крыльца, но он точно не в доме.

Я вышла в огород. Зеленые кусты, в листьях которых пробивались розовые малинки, заполонили часть у забора, не давая видеть, что происходит за оградой. Слева покачивались от едва ощутимого ветра веревочные качели, а возле них, по бокам тропинки, ведущей в глубь огорода, пестрели цветы. Красные, розовые, голубые, белые… их ароматы сливались в воздухе, создавая какие-то запредельные запахи. Лори так ухаживала за каждым цветочком, что неудивительно, что они так цветут и благоухают. Из малины и вишни, окруженной этой ароматной радугой, послышался рык, глухой и полный боли.

Я обошла цветы и пробралась к Теме через колючие ветки. Он сидел на земле с закрытыми глазами, подобрав под себя босые поцарапанные ноги.

— Мама. Мама! — шептал он. — Почему он нас оставил?

По щекам брата катились слезы. Он скучал. Скучал по дядь-Жене. И если бы тетя Аня была здесь, он бы забрался к ней под бок, наплевав на всю свою гордость и ответственность. Он считал своей обязанностью оберегать её и быть опорой, но ни в коем случае не опираться на неё самому. Я присела к нему и поглядела на до каждой черточки знакомое лицо. Оно было напряжено, на щеках мокрые дорожки, а слипшиеся от слез ресницы дрожат.

— Сестра за брата, — прошептала я и моя кисть сама застучала по ближнему тонкому стволу вишневого куста.

Тема открыл глаза. Он протянул руку и пару раз стукнул по лежащей рядом доске, приготовленной для ремонта крыши.

— Брат за сестру.

***

Я вывалилась в коридор, прижимая к себе школьную сумку. Старшеклассники, которым я была чуть выше пояса, носились из стороны в сторону, перекрикивались, кто-то сидел на корточках или лавочках возле кабинетов и зубрил предмет, а кто-то просто спал. И никому не было дела до пятиклашки с опухшими глазами и длинными косами. Закончился урок английского, и я опасливо брела к следующему кабинету через толпу «великанов».

Остается пара уроков, и кошмар закончится. Пока брат, который отпугивал всех обидчиков, лежал в больнице, одноклассники взъелись на меня. Каждый считал своим долгом подколоть, позлить, сказать что-нибудь неприятное да и просто случайно ударить.

Весь день я еле сдерживала слезы; учительница кричала на меня, все валилось из рук, опять же — одноклассники, воодушевившиеся отсутствием Темы, и ссора с сестрой на подходе к школе.

Я шмыгнула в кабинет и напоролась на… тишину. Все притихли, были лишь слышны всхлипы с третьей парты второго ряда. Лизка!

Девчонка с кудрявыми темными волосами, отвратным характером настоящей стервы, не самой худой фигурой, но которая почему-то нравится всем мальчишкам (и фигура, и Лизка), сидела в окружении одноклассников и плакала. На мои шаги все обернулись и скорчили презрительные мины. Ну все, мне конец!

Из раздвинувшегося круга выглянула заплаканное лицо одноклассницы. В заметивших меня глаза сверкнула злоба, а слезы брызнули с новой силой.

— Это она тебя обидела?! — самый высокий мальчишка из параллели со светлым пучком причесанных волос, Гоша, склонился над ней и голос его зазвучал угрожающе. По крайней мере для меня.

Хоть большинству из нас было только десять лет, и весь класс иначе как малолетками не назовешь, я понимала, что и ответственности на плечах каждого лежит меньше, будь мы старше. Да и ума, и соображения тоже немного. Так что все это могло обернуться для меня побоями или чем похуже. Они были на это способны.

И тут я машинально потянулась к фиолетово-зеленому синяку в районе правого плеча. Это не осталось без внимания Гоши и Лизы, и глаза их загорелись. Похоже, сегодня придется снова врать маме, что упала… с лестницы… Несколько раз.

Девчонка кивнула, наконец отвечая на вопрос, но вдруг остановила подорвавшегося с места парнишку.

— Не надо, — прохрипела она, — я сама.

Лизка встала, выпятила неестественно большую грудь, и подошла ко мне через коридор выстроившихся ребят. Прямо как в фильме, где все против одного. Против изгоя. Неужели это я?

— Извиняйся! — требовательно скомандовала она.

— За что? — я пыталась показать невозмутимость на лице, но даю процентов минус девяносто пять, что у меня это вышло.

— За что?! Ты настроила против меня, — она наклонилась к моему уху и прошипела, — Артема!

— Ну уж здесь ты сама виновата! — также прошипела я в ответ. Только мне пришлось встать на носочки, чтобы достать до нее.

— Да? — у кого-у кого, а у Лизки сохранять каменное выражение лица получалось изумительно! — И чем же?

— А ты догадайся! — во мне нарастали ярость и гнев. Я отпихнула девчонку, ударив ту по груди и шикнула, — убери от меня свой поролон!

— Что ты сказала? — Гоша все же влез и толкнул меня в ответку.

— Ох, ну извините! Вата, да? Или носки? — я изобразила глубоко заинтересованную в этом вопросе личность, и, кажется, у меня это получилось. Ну, если судить по безумно-взбешенным взглядам моих собеседников. — Знаешь, раз уж на то пошло, лучше прибавлять каждый день одинаковый объем. А то у тебя каждый день новый размер. И смотри, чтобы на физкультуре они не вывалились снова. — я развернулась под обалдевшие взгляды и пошла к своей парте. — Не благодари! Это так, дружеский совет, — я постаралась вложить как можно больше яда в свой голос и, довольная, как кот, сожравший украденный килограмм сметаны, побрела от них подальше. Мой триумф прервал лишь рывок за волосы и злобное рычание за спиной.

— Не смей меня оскорблять! — Лизка кинула меня на пол и пнула в бок. Вдруг она дернула головой, будто что-то вспомнила, и, наклонившись, сдавила синяк. Я замычала и, не сдержавшись, пнула её в живот и вскочила на ноги.

Лизка упала и заплакала. Гоша вмиг оказался около меня и съездил кулаком по лицу в области виска. Не успела я прийти в себя, как обидчик оказался на полу. Перед глазами плыло, в ушах гудело и я видела только как стройный силуэт машет руками в сторону одноклассников и… кричит. С каждой секундой слух улучшался, и вот я уже уловила до боли родные нотки бешенства.

— Тема! — выдохнула я.

Паренек обернулся, замолчал и подсел ко мне. Стоп! А как я оказалась на полу?

— Круто ты её! — усмехнулся брат. — И физически и морально уделала! При чем больше в словесном плане.

Я в ответ лишь вяло улыбнулась. Взгляд расплывался и снова фокусировался. Тема, заметив моё удрученное состояние, помог мне подняться и вывел из кабинета.

— Сильно ударил? — озабочено спросил он. Я отрицательно мотнула головой и получила еще один вопрос. — Почему ты им не врезала как следует? Ты же на Нике практикуешься почти каждую неделю, и в последнее время он стал хорошо отхватывать!

— Ася только поругается, если мы с ним подеремся. А здесь вызовут родителей, будут пытаться вбить в голову, как надо правильно отвечать на такое. Ну и скорее всего я останусь виноватой, ибо у меня мама не социальный педагог и не завуч, как у Лизки, а она уж постарается, чтобы остаться белой и пушистой, — я в безнадежности сжала кулаки. — А что ты тут делаешь?

— Меня отпустили. Только выписку не дают, какие-то проблемы у них, у врачей. А учиться-то надо! Вот мама меня и отправила с кучкой вопросов к Надежде Викторовне. Ну, а я решил к тебе забежать. И не зря, получается.

— Я так рада тебя видеть! — еле оторвавшись от стены, я упала Теме на грудь и слабо обняла. Сил не осталось совсем.

Брат обнял меня в ответ. Одно рукой он поднял мой подбородок и заглянул куда-то в душу. Тьма, застилающая взгляд, на миг отступила перед пронзительной зеленью родных глаз.

— Я всегда буду с тобой! Брат за сестру.

— Сестра за брата. — прошептала я в ответ.

Не знаю, услышал он это или нет. Темнота поглотила меня полностью, и чувство слуха и осязания отключились вместе со мной.

 

(58 оценок, среднее: 2,53 из 5)
Загрузка...