Игорь Сорокин, 12 апреля 1965 года

Родился в Саратове – волжском городе на сломе леса и степи. Учился на филолога, стал музейщиком. В юности состоял членом литературного объединения «Контрапункт». Восемнадцать лет заведовал домом-музеем художника Павла Варфоломеевича Кузнецова. Увлекался актуальными практиками современного искусства, придумывал «музейный арт». Пытался стать учёным, но вышел в кочевники. Стихи, проза, статьи опубликованы в журналах и альманахах «Памятники отечества», «Искусство», «Декоративное искусство», «Музей», «Мир музея», «Волга», «Знамя», «Дирижабль», а также в самиздате («Часы», «Черновик», «куадусешщт/reflection» и др.). Принимал участие в редактировании альманахов «Сочельник» (Саратов), «Дирижабль» (Нижний Новгород) и журнала общества любителей вольных прогулок «Околоколомна» (Коломна). Продолжаю работать на музейном поле, писать и путешествовать. Кавалер Ордена Винни-Пуха I степени.

Igor Sorokin, 1965

Born in Saratov — a city on the Volga river, at the clash of forest and steppe. Studied philology, became a museist. In younger years was a member of literary society “Kontrapunkt”(Counterpoint). Was in charge of Pavel Kuznetsov personal museum for eighteen years. Took interest in contemporary art performances, participated in “museum art”. Tried to be a scientist, but became a nomad. Published poetry, prose and articles in magazines and anthologies “Pamyatniki otechestva”, “Iskusstvo”, “Dekorativnoe iskusstvo”, “Muzei”, “Mir muzeya”, “Volga”, “Znamya”, “Dirizhabl”, as well as in “samizdat” (“Chasy”, “Chernovik”, “куадусешщт/reflection” etc.). Participated as editor in anthologies “Sochelnik”(Saratov), “Dirizhabl” (Nizhniy Novgorod) and a magazine for the free stroll lovers “Okolokolomna” (Kolomna). I keep working in museum sphere, write and travel. Chavallier of the Winnie-the-Pooh Order of the 1st rank.

 

 

                                                        Немецкая степь: кораллы и кларнет

                                                                                (отрывок эссе)

На левом берегу Волги – напротив Саратова – Энгельс. Бывшая Покровская слобода, рождённая солью. На гербе города бык с солонкой на хребте.

Ровно сто лет, с царствования Екатерины, сюда свозили соль с золотого озера Эльтон. Соль пахла фиалками и отдавала в розовый. Тракт простирался на десятки вёрст в ширину. Волы тащили возы, возчики с Украины звались чумаками. Их Покровская слобода на двадцать лет стала столицей республики немцев Поволжья – АССРНП. Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen. Немцев сюда тоже потянула Екатерина – за верёвочку нищеты с наживой. Германцев из Гессена, Бадена, Саксонии, Гольштейна, Майнца было больше, чем голландцев, датчан, французов, швейцарцев. Всех, от германцев до французов, без разбору звали немцами по праву русской немоты.

В Саратове была примета, пунктуальные немцы сосчитали: три хохла с Покровской слободы утонуло, можно выходить на лёд – значит, встал. По всей Волге в правобережных городах спуски – и только в Саратове взвозы.

Маркс и Энгельс рядом. Саратов сшит с Энгельсом тремя мостами – снизу-вверх. В 1930-е появился железнодорожный «Стальмост» на Увеке. Он встал на месте древней переправы и его берега сторожат ордынские древности. Во время Сталинградской битвы его защищали зенитки и самолёты. В небе под Саратовом бились «Ночные ведьмы», как их называли немецкие асы – тогда здесь погибла Марина Раскова и её экипаж. В 1960-е был построен из железобетона автодорожный «Новый мост» – красавец и символ. На стройке снимался художественный фильм «Строится мост» – в нём играют все будущие звёзды советского кинематографа, молодые артисты театра «Современник». Первым по этому мосту из Саратова к месту своего приземления проехал в 1965 году Юрий Гагарин. Теперь уже никто не называет этот мост «Новым» – а «Старым «Новым»» называть его не поворачивается язык. В 2000-е был построен мост в Пристанном – с острова на остров. За ним начинаются тайные места – Каюковка, Собачья дыра, Чёрные воды.

Вне всякого сомнения, будут и другие мосты. Воображение рисует пять или семь. Дальше пока рано загадывать.

Между Саратовом и Марксом – наискосок – Красноярская пойма. Легендарные «Сорок островов».

 

2 июня 2013 года я в составе небольшой экспедиции, состоящей из фотографа, редактора издательства, и географа-друга-соавтора по замыслу книги «Миры и земли саратовского края», отправился в Катариненштадт-Баронск-Марксштадт, называющийся теперь просто Марксом.

Маркс, несомненно – как только построят хорошую дорогу – станет дальним пригородом Саратова. Он и без того уже в почтительной близости от Энгельса: полчаса от нового моста за Шумейкой, и ты въезжаешь в город, едешь по прямой и длинной улице, пересекая линии, ведущие к Волге. Всего 12 Линий. Поперёк им – вдоль Волги – улицы. Все сохранили названия с советских времён. Центральные названы именами немецких борцов за социальную справедливость: Бебеля, Энгельса, Либкнехта, Маркса. Главная ось – между 5-й и 6-й Линиями – улица Ленина. Бывший Степной тракт. Между Волгой и степью.

Сперва по трассе были – впадали в Волгу – Саратовка, Большой Караман, Лизель и Малый Караман, потом точно также, но в другом масштабе, 1-я Линия, 2-я Линия, 3-я Линия.

Кирха, площадь, городской сад, городское управление и школа – что ещё нужно для спокойной жизни?  За городом кладбище. На берегу пристани, склады, амбары, мельницы. Немецкая колония. Чёткая сетка улиц. Всё размеренно и строго. Как в рассказе Пильняка «Три брата».

Без четверти семь утра бьют в кирке колокола, и вся колония сидит за столом за кофэ.  В семь утра бьют в кирке колокола, и вся колония за работой.

В без-четверти двенадцать бьют на кирке колокола (металлический, не русский звон), и вся колония сидит за обедом и затем — прикрыв ставни и раздевшись, как на ночь, спит.

Колокол бьет в три, тогда пьют кофэ, в пять и в восемь. В девять вся колония снова спит, уже на ночь. Рабочий день — колоколом — ликвидируется в пять.  В гости ходят от пяти до восьми, до ужина. Гостям дают медовых пряников с горькой миндалиной посреди, рюмочку вина и предлагают сыграть партию домино.

Екатериненштадт был по-немецки столичным городом. В Германии ведь много маленьких княжеств с городками-столицами.  Тихим, просторным – экономически оправданным городом. Не зря в нём поселился при советской власти главный «призрак коммунизма» – сам Карл Маркс.

Катариненштадт. Только в нём – единственном из всех немецких колоний – были построены храмы трёх конфессий. Рядом с лютеранским храмом стоял католический, неподалёку от них – православный. Горстка реформатов жалась к лютеранам, служили в одном храме – с тем и слились. И на кладбище было три надела: лютеранский-католический-православный. Лютеранский больше других.

И потом эта самая столичность, нет-нет, а проявляла себя. К примеру, памятник Ленину на центральной площади – из бронзы. В большинстве райцентров из крашеного бетона или вовсе гипса, а тут – настоящая: бронза! И президент Медведев поехал – именно в Маркс. Тут просторная центральная площадь и понятная главная улица, на которую всё нанизано – и рынок, и огромный храм с правительством, и училище, и парки со скверами, и музей.

Первый памятник – настоящий бронзовый на настоящем гранитном постаменте – появился в Катариненштадте раньше – аж на полвека – чем первый памятник в теперешнем губернском центре! Всё верно: бабка села в кресло с Манифестом в руке куда как раньше, чем правнук Александр взошёл со своими Реформами.

Памятник сделан был не абы как – основательнейше. Камень привезён необычайный – будто весь из глубинных вулканических взоров. Скульптор призван знаменитый – автор конных групп на Аничковом мосту и памятника баснописцу Крылову в Летнем саду.

 

Столичность эта далась непросто. Общий язык народы искали десятилетьями: «По степи кочевали киргизы и калмыки, и за степью на горизонтах вставали миражи. Кроме немцев в эти места Екатериной ссылались каторжники и острожники русского происхождения. Немцы оказались в положении более жестоком, чем Семилетняя война, — и в первые же два года от тридцати тысяч немцев осталось двадцать три; офицеры ушли к Пугачеву, солдат вешала Екатерина; многие ремесленники собрались было бежать обратно, — и есть ряд рассказов о том, как березенцы, русские каторжане, за мзду брались провожать безъязыких немцев, везли немцев на дощаниках до ближайшего глухого острова и там резали немцам языки» (Борис Пильняк. Немецкая история).

Березняки – напротив. Чуть ниже. Ровно настолько, чтобы править к берегу, но быть снесённым течением и попасть именно туда. Двадцать минут на моторке. Волжское село. На повороте большой реки. Ниже – Сорок островов. Самое место для гибели и разбоя.

Нас четверо и мы приехали на рейсовом автобусе отправлением из Саратова в 8-30.

_ _ _

Отступать некуда.

Позади Воложка и Москва. Впереди – Степной тракт из Николавска-и-Новоузенска. Для обмена верхневолжского леса на заволжский хлеб.

Сказки и сны. Зной, душные травы, томление посередине.

Курганы возле Бородаевки – по великому пути древних народов.

Вдоль берега – турбазы: «Ландыш», «Ровесник», «Орлёнок», «Огонёк», «Металлист».

Я помню – сквозь сон: Ландыш, луг за ручьём, разнотравье и стрёкот. Пляшущий лес и за ним, где-то внизу от этого заколдованного (морского – раз, два, три) ветра – по ярко-жёлтой дороге – несколько чёрных домов. Полное безмолвие-звон – как под водой – и одинокая старуха в средневековом уборе на голове – с граблями в огороде. Капустные голубые розы – огромны.  Старый указатель на серой доске – с надписью на немецком. У меня не было фотоаппарата.

Когда я пошёл через день фотографировать – всё было на месте: пьяный лес, разнотравье, дорога, кузнечики, солнце. Не было чёрной старухи и надписи на немецком.

Я не раз слышал про «немецкие сны». Они тихи и связаны с неизвестностью и поэзией. В них уходили, иногда возвращались, иногда нет. О тех, кто не возвращался, помнили, о тех, кто возвращался, забывали. Никто никогда не осуждал тех, кто решался идти в сторону этих туманов. Признаться, я долго считал их выдумкой поэта Генриха Гейне.

После поездки в Маркс мне стало сниться, что мой хороший товарищ исчез, возможно, в немецких снах, и мне надо пойти за ним. Это и вправду, оказалось, связано с туманами, причём их ровно шесть, они голубоваты, и после третьего трудно возвращаться. В них, тесно, и чем дальше, тем сильнее спутаны ноги во сне.

 

 

(5 оценок, среднее: 1,80 из 5)

Загрузка...