Пишу с 1998, история, фотография и уважительное отношение к женщине три кита на коих покоится мой внутренний мир.

 

Женские лица московских легенд.  Из цикла московские страницы.

 

Ванда.

 

С времен дворцов ,господ галантных

Легенда эта все еще жива….

Из поколенья в поколенье живет

народная молва…

России муж и в войнах победитель,

Что друг Балкан и турок покоритель,

Что в авангарде на коне был воин храбрый,а не зритель,

Огромной Азии -гроза и многих судеб повелитель,

Усы,как царь,носивший генерал-

Отчизны доблести хранитель,

А русский дух-его учитель

И в государстве многих дел прямой

Участник,

Тайн хранитель,

Что на жену ,имевший гнев,

В Москву приехал Скобелев.

И с нужными людьми ведя беседы,

Над императором готовил он победу.

Его желал арестовать ,

законов новых свод принять,

А там,как дело повернется,

В уздечке Бисмарка держать,

Европе,чтоб не полыхать.

Толстенну папочку он другу  ,успевший скоро передать,

К барону Розену награду пошел публично получать,

Затем в гостиницу,что рядом побрел довольный отдыхать.

В Столешниках ходила слава!

Любило это место знать,

Умела Ванда ,где в покоях клиентов всяких ублажать….

В обьятьях немки-проститутки

Издал он свой последний вздох…

Потом уж был переполох

И версий разных была тьма!

У друга документы все изчезли,

А эта смерть-красивая судьба!

Года текли и шли столетья,

Войн не одной промчались лихолетья

И по иронии судьбы на месте точно том, заметьте,

В ЦК решений новых в свете,

Другая Ванда здесь пустила сети.

Товаров женских польский магазин-

Сердца.москвичек тут же поразил.

Колготы,тушь,духи,помада-

Для красоты-еще что надо?

За ароматами»Быть может» и сладким терпким «Может быть»,

Карандашом для глаз,ресниц,

Джинсой , бельем различным-

В толпе ,в привычку было здесь давиться,

Из быта братьев заграничных.

Но если,кто стоять весь день за чем то вдруг и залениться,

То у Раевских в флигельке-за цену втрое ,поспешат расжиться,

Стоял,где дамский туалет красивый и приличный.

Сюда за «вандовским» всем шли к барыгам всем различным,

Цыганкам,в юбочках форце и теткам нетипичном,

С ментами,что вступали в стычки.

А в 90ые года-вдруг рынка выросла стена,

Торговля с рук,тут чем попало,

до самой ночи темной шла.

Костры горели от коробок,

В наперстки страстная игра,

Но выручали все ж «торжища»,

Когда в разруху шла страна.

Тогда то Ванда и убралась с мест этих вроде навсегда,

Еще оставшись правда на Полянке,

Блудливой жизнею жила,

На Ленинском к себе манила,

Но уж была и не жива…

Увяла дефицитов сила,

Но это ж было! Было! Было!

Столешников! И года нового весна!

Меркурий! Свежее дыханье!

Девица Ванда,что красна еще сидит в моем сознанье.

Петровки угол! Красота!

Историй новых ожиданье…

 

Жужу

Любви историй и преданий

в себе хранит старинная Москва,

Не каждый сути в деле знает,

но как река течет молва

И что не надо каждый вспоминает,

в веках легенда чтоб жила,

Француженки и этой имя-

(О,Бог,ты мой,что так мила!),

В рассказах время сохоанило,

Любви ее особая судьба,

За коей в злачном месте смерть бродила

И неудача стерегла.

Кузнецкий мост. Домов игорных-

скопленье,

Где,как на ветру,

Спустить все состоянье можно…

В один лишь миг!

Не пожелаешь,что врагу!

Была моделью в Доме моды,

корней французских-девица Жужу.

Красива,статна,много света-

В прекрасном возрасте расцвета….

О! Сколь мужчин разбились тут сердца!

Ведь одному,

Лишь одному на свете была послушна и верна!

Морозов Савва,вам не безызвестный,

Не называл её невестой,

Шикуя с ней любовь крутил,

Набравшись наглости и сил,

Пред всей Москвы честным народом-

Для сердца дамою провозгласил,

И вожжи к боле милой-

все это время воротил.

Она ж в лучах его купаясь славы,

Жизнь безупречную вела

И из какой то старой мелодрамы-

Несчастья вдруг все на себя взяла.

Стекло в туфлях,подпиленный каблук-своей неловкостью считала вдруг,

С небес ей посланным проклятьем,

Увы,не кознями подруг…

Что тихим вечером пугали-

рассказами про смерти слуг,

От коих спрятаться едва ли,

коль в сердце угрызенья мук.

В каретах серых их повсюду-

хлыстов,как чертов хвост,

Услышишь звук!

И тихий голос без эмоций: Домой!

Домчу,мой друг!

И лишь подумавший о смерти,все проигравший маргинал,

В карету энтую садился…

Его никто уж не видал!

Жужу себе же говорила:

Любить!? А разве это срам?

Ведь я люблю и им любима,

Но у него другая… —

Хлам!

Все пустота,коль чувства светлы,

Друг дружке бьются в такт сердца.

Великовозрастные дети,

Нам хорошо и без венца!

Быть может грех! Но как несправедливо…

Не жить мне без его лица!…

Потом,та мимолетна встреча

И глас гусара-подлеца,

Что платье белое обрызгал,

Своей мочой свиньи и наглеца,

Каблук ,что попросту согнулся,

О помощи истошный крик

И хаму смерти пожеланье,

Его в карете серой крик…

С Мясницкой дед к ней подошедший,

Безумный,что еврей-старик,

О деньгах,что сгоревших говоривший,

А в полдень с Саввой расстованья миг,

И целый год в душе пожары,

Хоть в монастырь ей на постриг,

Молитвы ,слезы,ожиданья

И у колдуньи приворот…

С ума сойти! К чертям ее старанья!

В карьере если бы не поворот…

Пред самой важною особой,

Показ готовить ей всех мод.

У дома прыгнувши в карету:

Моделей дом! -сказавши вдруг,

Арбата мимо,что пристанище поэтов,

На мост Кузнецкий лошадь понесла,

На улицу французами спасенной,

Когда пожаров власть была.

И у игорного большого дома,

Газетчика-мальчишки крик:

Морозов Савва в Ницце сник!Один трагедии сей миг!

В душе Жужу не стон,а крик…

И на ходу покинувши карету,

уже в руках державшая монету,

На месте том,там,где гусар развязный,

Ее проклятий много слышал разных,

Что севши в серую карету от боли в сердце занемог,

Кузнецкий крик его предсмертный слышал

И в небеса его забрал тут Бог!

Нога девицы подвернулась…

Затор возник из экипажей трех!

В испуге лошадь на дыбы полезла,

Жужу глаза свои закрывши,

Тяжелый вдруг издала вздох…

И экипаж четвертый быстрый красавицу сваливши с ног,

До ею проклятого хама  в сей миг отправиться помог…

А вечером того же дня  газетчика-мальчишку без дыханья,

Себе городовой повысив званье,

Агенства возле вдруг модельного нашел,

Чулком Жужу мучительно задушенным,

Что к выводу лишь одному пришел :»

Прости ,Всевышний,мистика какая!

Модели дух жить не желает в рае!»

Не знаю правда ли или нет,

По день сегодняшний здесь видят дамы в белом свет,

С любимыми сулит что расставанья

И знака нет печальней,чем она,

Москвы твердят правдивые преданья!

Плывет лебедушкой,парит,

Над тротуаром на Кузнецком,

За полночь ,этака краса,

В любви вещая тут измены вечность,

И говорит,она ведь не игра!

Любовь не терпит фальши и беспечность…

Кому о смерти скажет в лоб,

кому то о его болезнях,

Летящая,как по волнам,

Меж двух миров по острым граням лезвий.

Старик Кусовников след в след идя за вами бедность предрекает,

Всяк на Мясницкой вдруг заметивший его,

С карманов деньги сами тают

И в наши новы времена-

Исторьи-сказки былью обрастают…

 

Дама в белом.

На Якиманке на Большой,

Сроднилась,что с Игумнова судьбой,

Кипела жизнь и здесь был при горой,

Где Николай-промышленник,

Свою,что жизнь считал игрой,

Среди богатых,бедных свой,

От Бога -ум,считал судьбой,

Не знавший в роскоши покой

Свои богатства,словно гной,

Он из фурункула давил

И всем поклонникам дарил…

Слов нет,чудил!

И слепо женщин всех любил.

Для них,не их мужей усатых,

Однажды праздник учредил

И в зале пол монетой царской,

вместо паркета настелил.

Запели скрипки,клавесин огромный,

Босой Игумнов тут на монеты лик ступил,

И за Руси хранителей-род славный,

За всех Романовых вдруг тост провозгласил!

Вино -рекой! По злату -босы ножки,

Цыган тут кто то пригласил с живым медведем,

бубном и гармошкой

Потом гостям подали дичь с картошкой…

И снова танцы,пьяный смех,

Вдруг канделябра звонкое паденье,

Из спальни за иконой громкий голос: Грех!

И общее оцепененье!

Всего прошел один лишь день,

Но вся Москва смотрела уж с презреньем,

На знатный «якиманский»дом,

И на хозяина,в угаре пьяном помраченья…

Который так кричал в окно,

напротив в вишню тыча пальцем:

Ты изменяла мне давно! Да я считал себя страдальцем!

Но слышишь,слышишь все равно!

Твои я помню и глаза ,и пальца!

Уже потом чрез много лет,

нашли в подвале дома пяльца

И в подворотнях на Ордынке услышав сказ безвестного скитальца,

Был проклят Коли дом

И родилась легенда-

Игумнов был холостяком отменным,

Но жил с любовницей отменно,

Была хоть благороднейших кровей,

К искусству тягу заимела,

За вышиванием крестом светилась в счастье,тихо пела,

К Игумнову любовь перекипела

И на одном в честь праздников балов,

Драгуну юному вдруг на колено села…

И в поцелуе их слились уста,

Недолга была связь пуста,

Как только кровью налились-ее хозяина глаза…

Рабу свою он в спальню завлекая,

Твердил: Люблю! Люблю! И таю!

Гостей своих скорее проводил,

К ней сонной подошел тихонько,

В прошедшем тихо вымолвил : Любил!

И две атласные подушки рукою сильной положил,

И целый час душил! Душил!

Потом сказав девицу в Вятку,

а то ли в Гжатск он проводил,

В стене местечко он искусно за сутки где то смастерил,

Проем потом заштукатурив,

Иконкой набожно закрыл,

Так дале жил…

Пока не стала дама в белом убийце за полночь являться

И в ад звала с ней забавляться,

Однако в доме пресекала грех

И не любила громкий смех,

И после бала на монетах,

Гуляя рядом до рассвета,

Смерть предрекала,тем чья песня спета,

И нищим попадаясь на глаза-

деньжат немного,исцеления несла,

 

Освоив призраком немного от юродивых спасенья ремесла,

И в сказах многих тех времен жива,

В дни наши это девица-краса бывает все еще смела-послать кому нибудь тепла,

Ее заблудшая душа делами светлыми полна,

От Якиманки и до трех Вокзалов,

То тут,то там идет молва,

С времен далеких тайная стезя,

О коей знает матушка-Москва

 

(38 оценок, среднее: 2,37 из 5)

Загрузка...