Привет всем, кто умеет читать между строк и видеть незримое!

Я – Сергей Степанов, русский поэт, автор трех десятков поэтических сборников, которые доступны читателям в книжных сетях по всему миру… Позвольте поделиться с вами небольшим воспоминанием.

Однажды я повстречал на улице бродячего пса. Он бросился на меня с лаем: дескать, если не стану относиться к жизни серьезно, то погибну на улице как собака.

Я прислушался к предостережениям. И стал известным журналистом, хорошим газетным редактором. А затем основательно занялся литературным трудом. Пришли кое-какие творческие победы, а с ними – награды.

Теперь, бывает, я встречаю на улице других писателей – моих друзей. Когда они в настроении, тоже кидаются ко мне – с приветствиями: глядя прямо в глаза, поздравляют с успехами и даже иногда утверждают, что я самый настоящий поэт. Не берусь спорить с ними…

Но мне так не хватает того самого пса, когда-то встреченного на улице!.. Потому что только этот бродяга однажды дал мне совет, который действительно пригодился. Живи сейчас, здесь и всерьез! – пролаял он.

Это я и пытаюсь делать в литературе.

 

Отрывок из произведения «Оса на медовой капле»

***

 

 

Когда стихает гул мгновений

и время шелестит без цели –

без стука в дверь, звонков, сомнений,

стишков, что так осточертели, –

в ночь засыпаю как убитый.

Вот только кем и где? Когда?..

Под шепот «Спи… Ты спи… Да спи ты…»

стремглав увозят поезда

нас из вчера в грядущий ужас.

На станциях стоянок нет.

И без толку метаться, тужась

нашарить проездной билет…

Но – ужас! – надо возвращаться.

Зовут: «На выход, пассажиры!..»

Встречаю с удалью паяца

мгновений шквальные порывы.

Звонки надсадны. Нервы тонки.

Зло лезет в двери, жизнь утюжа…

Куда ни глянь, – крысиный ужас.

И лишь стишки как ветры звонки!..

 

 

 

***

 

 

Чудо-юдо рыба кит,

город на тебе стоит.

Крепость. Жалкие дома.

Церковь. Мост. Погост. Тюрьма…

Эхма, не сберечь нервишки!..

Ты чихнешь, – с боков, как фишки,

в бездну сыплются домишки,

а за ними и людишки:

кто тут свят, кто трезв, кто пьян, –

прямо в море-окиян.

В глубину… В пучину вод.

Прощевай, честной народ!

Зла не помни. Всех простил я…

Не тужи по мне, Россия!..

Ешь да пей, в разор гуляй,

как последний разгильдяй.

Я и сам считал ворон

на семи ветрах Времен,

у семи твоих холмов

под трезвон колоколов.

Что тревожиться, когда

жизнь как мутная вода:

жди, не жди, – беда грядет.

А пока крести свой рот:

горе стихло… Видно, спит

чудо-юдо рыба кит.

 

 

 

***

 

 

Путеводитель. Будет, водитель!..

Прибыли. Вечность. Ваятель Пракситель

здесь обнажил и мечты, и надежды,

срывая с мрамора все одежды,

будто хитон с несравненной Фрины –

гетеры в Греции не из глины,

а из небесного света.

– Иди ты!..

– Взгляни на статую Афродиты…

Время не властно. Фигура Гермеса –

слеплена из какого теста? –

оставлена не в наследство,

не на зависть потомкам, а вместо

местоимения я,

его неимения

в местах скопления душ –

от футбольных арен до кабаре «Мулен Руж» –

и остекленения толп из-за

мести юного Диониса,

которому нежный Гермес –

и какой бес в него влез! –

так и не отдал кисть винограда.

Поддразнивать – тоже услада,

когда перед тобой егозит проситель!..

Ты снисходителен к нам, Пракситель.

 

 

 

***

 

 

Нежданный зыбкий дождь едва скользит по глади

зеркальных зябких луж. Такая благодать, –

быть тем, кто всюду вхож, быть ни зачем, не ради…

И полукружья дружб и ссор на миг разъять

сиротством, дымкой грез. В них каждый будто птица:

лечу, куда хочу, над радугой, над всем…

И нет прощальных слез, и будущность не мнится.

Что тихий летний дождь, скольжу над бытием.

 

 

 

***

 

 

На излете осеннего вечера

расставаться особенно жаль…

Небеса по завету Предвечного

рассыпают в глаза звездный жар.

 

Жеребенком резвится месяц –

без оглядки куда-то мчит.

Жизнь была или только пригрезилась,

будто в утренней дымке скит…

 

Не молчи!.. Впрочем, все давно сказано.

Тянет холодом от реки.

И надежды, и встречи напрасны, но

до чего расставанья горьки!..

 

 

 

***

 

 

Ужом злой гений вполз в лужи глаз.

Изгнать захочешь, – давай, ищи!..

Отчаяние и ужас –

мои товарищи.

 

Знаю без вас, – не найти похуже…

Дать бы им подзатыльники!..

Отчаяние и ужас –

вот мои собутыльники.

 

Душа то рвется – все уже лаз,

то стынет, как изваяние…

Отчаяние и ужас –

все мое достояние.

 

Спросонья вскинусь, вспомнить тужась, –

где я?.. Кто эти субчики?..

Отчаяние и ужас –

мои попутчики.

 

Расстанусь с ними я в нужный час –

еще урожаи не сжаты…

Отчаяние и ужас –

в мир иной провожатые.

 

 

 

***

 

 

Я гляжу – глазами Бога?.. –

на словечки изнутри.

Слово будто недотрога.

Углядел? Замри. Смотри!..

Уготованная участь –

то ли мука, то ли счастье –

разбирать слова на части

и глазеть на них, лучась!..

 

 

 

***

 

 

Что-то снилось, серебряно-липкое,

как осенняя паутина, –

так пленит сладкий дух под липою

или врубелевская картина.

 

Что-то снилось, как мир громадное,

в чем уютно и безмятежно, –

если жизнь догорает закатно,

сердце любит безумно и нежно…

 

Что-то снилось, что невозвратно, –

жадный взгляд, поцелуй украдкой, –

мнилось, близость так вероятна,

но останется странной загадкой.

 

Что-то снилось, до слез знакомое,

будто в майскую ночь гроза…

Зря береза стучит в окно мое –

мне ей нечего рассказать.

 

Что-то снилось, зачем – неведомо…

Растревожило, разметало

в клочья, будто могучим ветром

иль зазубринами металла.

 

Что-то снилось… Неуловимое,

словно тень… Не вернуть, вот жалость!..

Снилось счастье, – живое, не мнимое, –

что ждалось, да не состоялось.

 

 

 

***

 

 

Я – русский!..

Мне мерки иные узки.

Как ни старайтесь, себя кроя, –

ни за что не вместить ни в мирки, ни в края

иные – призадумайтесь только! –

духовность русского ока,

всю громадность русского – моего!.. – Я.

 

 

 

***

 

 

Худой тропинкой выйду к морю.

И здесь, в шумливой тишине,

себя приуготовлю к горю,

как неизбежности во мне.

 

Чуть горьковатый привкус брызг

волны, разбившейся о камни,

меня напоит пьяно, вдрызг,

как будто проза Мураками.

 

И, бросив взгляд на карамель

тревожного, как сон, заката,

покину берег, словно мель

под парусом любви когда-то…

 

Вернувшись в дом, под кров, к делам,

лепя прекрасное из глины,

сорву покров с души и сам

сорвусь во тьму неотвратимо.

 

 

 

***

 

 

Я вселен во Вселенную,

словно прибыл с Селены в уют

дачных домиков в тени сосен –

из весны сразу в позднюю осень,

в шум дождя за окном, звон стаканов

и поскрипывание диванов.

 

Я вселен в гущу странной жизни:

не протиснуться, сколько ни висни

на подножке трамвая,

ни к чему, кроме черствого каравая

и засохшей трески, – ни тебе одалиски

от судьбы, ни любви к ней, ни льда без виски.

 

Я вселен в осененность словами,

что живут и звенят между нами,

а другим они поперек горла –

так жизнь прогоркла,

если между зеркалом и тобой тишина,

а в постели бессонница и жена…

 

Я вселен в себя, будто бес,

ошалевший от счастья чувствовать… Лес,

небо, волны, ветра… Острую боль утраты

тех, с кем вместе встречал закаты

и кого провожал без слез

среди кутанных в саван берез.

 

Я вселен в это Время, как в камеру пыток:

не уйти, не сбежать, и не будет вторых попыток…

И не надо!.. От прошлого ничего не осталось,

от грядущего – только вселенский хаос.

Я вселен… В твои губы. В тело. В болото с тиной…

И буду с грохотом выселен в яму с глиной.

 

 

 

***

 

 

Предвестник грозных битв,

чумы, пожаров, пагуб,

кровавый свет пролит

в закат на кровли пагод,

соборов, синагог,

где, вечен и грядущ,

внимает немо Бог

отчаянию душ.

 

 

 

***

 

 

Дожди, косые, как сапожник

в дощатой будке под окном,

срезают нити сна без ножниц…

И все вверх дном.

 

Кто разрешил так барабанить

в стекло и громыхать в ночи…

Но тишины не прикарманить.

Душа, молчи!..

 

Косым дождям не знать покоя:

им в радость мир залить в броске…

Фонарь и я – нас только двое! –

сопротивляемся тоске.

 

О, сколько можно ждать рассвета

в забытой Господом глуши!..

Душа промокла до скелета.

Дожди ушли.

 

 

 

***

 

 

О, чрево Времени!.. Яма с помоями.

В ней Петр Вяземский, Сомерсет Моэм и

кто-то еще благородных кровей…

Может быть, Эрнест Хемингуэй.

 

В эту же яму – не в небо над озером!.. –

сбросит меня современник бульдозером.

С веком разорвана пуповина.

Будем гнить вместе. Пушкин. Я. Глина.

 

А где, вы спросите, Иосиф Бродский?..

В Венеции. На элитном погосте.

Курит себе сигаретку там,

глядя, – курится ли фимиам.

 

 

 

***

 

 

Стихосложение –

мысли сужение

в точку решительного удара.

Хрясть!.. И навзничь без дыма и пара.

Лежи, опрокинут, пялься в небо, –

переваривай мякиш духовного хлеба.

Считай, повезло:

приголубили, но незло.

 

 

 

***

 

 

Вот дом и сад, а в нем птички поют.

В доме покой, чистота и уют.

В доме ступени беспечно скрипят.

Сени. Крыльцо. А вокруг – райский сад.

 

В доме неспешно живая душа

бродит без дела – так жизнь хороша!..

Книг не читает. Не пишет стихов.

Нет за душой ни гроша, ни грехов.

 

В доме светло даже в сумрачный день.

Можно кружиться, петь песни, – да лень…

Можно бы пить, да вкуснее вода:

как из колодца – ковшом из ведра.

 

Настежь окно – и гляди в дивный сад.

Кто в дом вошел, не вернется назад.

В доме есть печь, абажур и камин.

Кто в дверь стучит?.. Заходите. Come in!..

 

Дом тот открыт для врагов и друзей.

В доме приветят всех честных людей.

В доме все счастливы, как ни крути, –

зажил бы в нем, да не знаю пути…

 

В доме не встретить прогнившей доски.

Нет ни беды, ни хандры, ни тоски.

В доме покой, чистота и уют.

Где этот дом?.. Там, где птички поют!..

 

 

 

***

 

 

Оса на медовой капле.

Пленительный отблеск моря.

Орнамент. Фигура цапли,

застывшей в изгибе горя.

 

Горячий песок. Сок вишен

на терпких губах темнеет.

К тебе, будто смерть, приближен

я или даже теснее.

 

Снега неизбежно грянут.

И души выдохнут холод…

А ныне страсть тянет в яму –

терзает любовный голод.

 

Он долог, не утоляем,

и вдруг, как экстаз, скоротечен…

Я буду тобой вспоминаем! –

случаен, к разлуке встречен.

 

 

 

***

 

 

Мысли – как сгустки таенных материй,

россыпь росы на господней траве…

К свету не вырваться: заперты двери.

Выбить их, – надо быть поздоровей:

поддеть плечом!..

Бог – с полок: ты чо?!.

А я уже на крыльце:

нос – в звездной муке, руки – в лунном яйце…

Завожу тесто фраз.

Вот те раз!..

 

 

 

***

 

 

Ничего, никого не люблю.

Ни в black, ни в red, ни, тем более, в blue.

Ничего не желаю.

Ни в orange, ни даже в yellow.

Вы спросите, о чем речь…

Речь утеряна безвозвратно.

На корабле современности – течь.

Вместо живописи – слепые пятна.

Вместо мыслей – хлипкий кисель.

Вместо слуха – глухое ухо.

Вместо чувств – please, kiss me, ma belle…

Ску-ука.

 

 

 

***

 

 

Густы искры в искусстве…

Из уст в уста – из грусти?.. –

передаются, изустно.

Аз есмь искусство!..

 

Мяты ветры до хруста.

Рты как рупоры чувства.

Сбросить шоры – искусство.

Вкус уст – истины сгусток…

 

Ух!.. Усталость лоб стянет.

Свеж гранат: брызнет соком.

Смерть в глаза сверкнет оком.

Язык смолкнет… Я – нет.

 

 

Copyright 2017 Степанов С.

 

(31 оценок, среднее: 4,19 из 5)

Загрузка...