Мне 36 лет и конечно, как, и у любого взрослого человека, основное место занимает семья… но то, что остается, уходит на поэзию. Первые стихотворные опыты датируются пятнадцатилетним возрастом и продолжаются без ослабления по сей день.
I’m 36 years old and, of course, as any grown man the biggest part of time I spend with my family, but all the time I have except it I spend at the poetry. The first time I tried poerty when I was 15 y.o. and keeping do it up to nowadays.
Синопсис поэмы «Генуэзская крепость»
Извиваясь каменной змеею,
Холм скалистый быстро обвила
И горя, златистой чешуею,
На вершину голову взвела.
Хвост, что якорь, бросила к подножью,
Оградить стараясь порта град,
Но когда твердь подружилась с дрожью,
От турецких яростных осад –
Чугуном он метким был отъят
И лежать оставлен на отложье.
Словно ящер огненный довлея,
Над вершиной Крепостной горы,
Вплоть до векового юбилея,
Укрепляла стены и дворы,
Шествуя стезей метаморфозы,
Неприступный обретая вид,
Чтоб не воплотил свои угрозы,
Тот, кто воплотить их норовит.
По длине хребет ее украшен
Мощным гребнем, состоящим из:
Именных четырнадцати башен,
Укрепивших основанья низ;
И гряды с вершинным прикрепленьем,
Что как будто компаса стрела,
В северо-восточном направленье,
На утесе верхнем замерла.
Отрастал он, как велит природа
Множество средневековых лет,
До тех пор, пока с последним всходом,
Не окреп, означенный хребет.
В центре врат могучие опоры:
Башни ди Пагано, рядом с ней
Якобо Торсело – что пред взором
Первыми являют мощь камней.
Влево, в направленье осиянной
Огненным восходом стороны:
Джудиче идет за Безымянной;
Круглая; за ней устремлены
В том же направленье: и Лавани,
И Чикало; замыкая строй,
Угловою башней без названий —
Безымянной башнею второй.
Двигаясь обратно, в стан заката:
Первою разрушенную кладь
Встретим, башней бывшую когда-то,
С временем не смогшей совладать;
Дальше: Джиованни Марионе;
Следом: Бальдо Гварко… и опять
Враг материи неугомонный,
Исполину не дал устоять.
И еще один брат по несчастью,
Замыкает западный форпост —
С Астагвера бывший цельной частью,
Составлявшей, до обрубки хвост.
Что до устремившейся к вершине
Части, то бесспорно и она,
По крутой пролегшая, стремнине,
Гребнем мощным не обделена.
Явно всех, превосходя в размерах,
Властвует здесь консульский донжон,
Скрывший, двор за каменной портьерой,
С помощью, которой сопряжен
Он и с ближней башней угловою
И заняв совместно весь утес,
Над селеньем властной головою,
Здесь цветущим некогда, возрос.
По другую руку, в отдаленье,
Завернувшись в вековую цвель:
Вышнего Георгия строенье,
Довершает сбоку цитадель.
Далее, презрев горизонтальность,
Ловко гиблый склон преодолев:
Безымянный камертон тональность
Выдает, ведя ветров напев.
И последней: Девичью осталось
Башню, наконец, упомянуть —
В небеса упёршуюся малость,
Чтобы дальше всех уметь взглянуть;
И приветом с дальним Аю-дагом,
Обменяться в распогожий день,
Иль узреть в цветах не близких флага
Смерти приближающейся тень.
Кыз-Куле – немое назиданье!
Что и люди могут полюбить,
Как священной верности созданья
И утратив друга, погубить
Жизнь свою, не вынеся печали,
Бытия ничтожность осознав,
Без того, с кем чувствами венчали,
Бытности отпущенной устав.
О любви трагичным отступленьем,
Завершил, порядком подустав,
Позвонков вести перечисленье,
Крепости защитного хребта.
Но подстать гигантской животине,
У нее есть сердце и душа:
В замке одно консульском поныне;
У другой обитель: полушар,
На прямоугольник водружённый,
Из известняковых кирпичей —
Изначально, как мечеть сложённый…
Но завоевательных мечей,
(Волей, сподвигаемых тщеславной),
Властью, позже, в италийский храм
Превращенный… вновь в мечеть… а там
Снова в храм, но только православный.
Был армянской церковью не долго…
Но от всех религий утомясь,
Век почти своим считает долгом,-
Быть окном, дающим с прошлым связь.
Я бы мог продолжить, аналогий
Поиск, меж живым и не живым,
Но хочу от нудных зоологий,
Перейти, к событьям роковым
Здесь произошедшим, вскоре, после
Окончанья стройки вековой,
И приведшим крепость, и все возле,
К завершенью жизни деловой.
Много лет, она, была торговли
И культуры — центром ключевым!
Что на перепутье установлен,
Стимулом алана боевым,
Где по морю путь к пути земному,
Прирастая, связывал Восток
С Западом, конечно же, связному
Наполняя, златом кошелек.
Но судьба воинственной петлею,
Задушив, злаченного тельца,
Бросила, едва живой змеею,
Ждать неотвратимого конца…
Временем напитанные грани!
О былом молчание храня,
Множество таят напоминаний,
О крещенных костной дланью днях.
Днях паденья власти генуэзской,
Под осадным натиском осман;
И о дне свершенья казни зверской,
Защищавших крепость горожан.
Но археологии старатель,
В поисках утраченных веков,
Вездесущий свой, втыкает шпатель,
В недра сокровенных тайников;
Открывая, прошлого посланья,
Толщею прикрытые песка —
Из часов огромных мирозданья,
Павшего, на землю свысока.
С ним, владыка допотопной пыли,
Скопленной, поверх иных страниц,
Трудится, над распознаньем были,
С помощью графических крупиц.
Их труду обязаны потомки
Знанием истории земли!
Их труды, развеяли потёмки,
И взглянуть, мы в прошлое смогли!
В бытность дней пятнадцатого века,
В год-конец его трех четвертей,
Не было в Солдайе человека,
Пагубных не ждавшего гостей.
Поселяли в сердце страх знаменья:
То исчезнут, словно, в никуда,
Будто слыша бедствий приближенье,
Ловкие строители гнезда.
То услада взора – гладь морская!
Безмятежность кроткую презрев,
Яростной волною, возникая,
Неуемный высвободит гнев;
И над ней большие — будто длани,
Темные смерчей взойдут столбы,
Звуками взвывающих стенаний,
К небу возносящие мольбы.
То помститься, часом, мореходам
В гавань устремившим корабли:
Тени, багровея, хороводом
Движутся, в бледнеющей дали,
Над короной консульского замка;
А потом, кровавою рекой,
Нисбегают, с высоты к низам как
Лава, потерявшая покой.
Об одном все предзнаменованья
Говорили скрытным языком:
Скоро жатву серп завоеванья,
Здесь кровавым выполнит крюком!
Там, недалеко, южней, за морем,
Грозный враг — повергший новый Рим!
Словно хищник смертоносный, вскоре,
Устремится на фертильный Крым.
(5 оценок, среднее: 1,00 из 5)
Загрузка...