Профессия и увлечение совпадают — история западноевропейского средневековья. Пишу с 2010 г. На сегодняшний момент закончено два романа и одна повесть из цикла «Сказания о Корнваллисе». Есть одна изданная книга.
Фэнтезийный реализм «Безобразная Эйвион, или сон разума»
синопсис
Королевство Корнваллис. Страна первородных князей, наёмников и бюргеров, величественных замков и крестьянских хижин. Страна людей и тех, кто прячется в Темных лесах. Страна, в которой верования причудливым образом переплетаются с реальностью.
Говорят, что среди людей живет дочь повелителя чудовищ, та, которую зовут Чёрной девой. Одна половина ее человеческая, другая – отцова, безобразная. Долгие годы искала она суженого, а не найдя, обозлилась на род мужской, и теперь бродит по земле в разных обличьях и вредит ему всеми силами. И еще говорят, что ее любовь несет с собой смерть.
Легко ли юной девушке найти свое счастье в этом мире, если на ее лице – тёмная отметина?
отрывок
— Это случилось в год Красной Шали, милые мои.
Старуха задумчиво пожевала губами и продолжила:
— Тогда, помнится, весь скот в Дарме вымер. И не только скот: жену Бадара на четвёртый день нашли. Она коз своих искать отправилась, да и сгинула. А выловили её в топях, с дырой в груди. Как её в те места гиблые занесло, непонятно.
— Что за дыра, бабушка?
— Неведомо. Я сама тогда маленькая была, знаю только то, что рассказывали. Говорили: дыра чёрная, словно выжженная, с кулак размером. И не людских это рук было дело. Ту женщину на болотах и похоронили, чтоб заразу не выносить. Так вот: собрались мы общиной, да к господину пошли, с просьбой разрешить к лесу обратиться, чтоб указал он на виновника, да наказал супостата. Господин милостиво позволил. Две ночи мы у сторхов траву жгли, а на третью прилетела Красная Шаль и забрала баронскую жену. И тут решили все, что именно она-то и повинна во всех бедах.
Две девичьи головки, торчавшие из-под дырявого одеяла, испуганно заохали.
— Да-да, милые. А барон тогда осерчал очень: не мог он вину супружницы своей признать. Налетел на деревню, как ворон, и столько домов пожёг, да народу загубил, что жуть. За то, значит, что мы своим поганым колдовством его жену уморили. Отца моего убили тогда, а матушка на следующий же день котомку собрала, и отправились мы в Озёрный Луг – здесь сестра её жила, моя тётка, значит. С той поры тут и обретаюсь. Слыхала я, что Дарму после этого конец пришёл: кто мог, разбежался, а остальных Круахова топь поглотила. Шали летали да мортохи, и народ в пучину утаскивали. Вот так-то.
Сжав губы в венчик, старуха покачала головой и, повернувшись к очагу, длинной кочергой принялась ворошить затухающие угли. Вспыхнувшие язычки пламени на мгновение осветили каменные стены и низкий потолок с тёмными от копоти балками. Комната была маленькая, с дощатым столом, табуретом, и большим топчаном в углу. Подруги на кровати шебуршились и повизгивали, укладываясь поудобнее.
— Она обзывается, — подала голос одна из них, — говорит, у меня на лице печать Вилова…
— А чего она пихается…
— А ну, молчать! – Старуха стукнула кочергой по камню, окружавшему очаг. – Словно дети малые… Уж замуж пора, а они всё никак не наиграются. Айрис, глупая… уж сколько раз говорила, что ты Эйвион не ровня. А то, что печать – так богам угодно было, и нет в том её вины. Смотри, отхватишь когда-нибудь плетей за то, что нет у тебя к крови почтения…
— Всё равно уродина. Ежели знатная такая, то чего с нами живёт? — упрямо заявила Айрис и тут же ойкнула, получив удар локтем в бок.
— Тише, вы! – грозно прикрикнула старуха. – Уж ночь на дворе. Вот прилетит сюда шаль да заберёт вас, неслушниц…
Девочки замолчали, натужно пыхтя и пытаясь поделить одеяло. Старуха уселась на табурет. Её лицо, с длинными космами седых волос, выбивавшихся из-под чепца, в дрожащих отблесках тлеющих головёшек казалось мёртвым.
— Матушка Маргет, а какая она… шаль? – наконец тихонько спросила Эйвион.
Старуха едва заметно пошевелилась, глянув искоса.
— Она… страшная. Спи, а то всю ночь кошмары будут мучить.
В щелях между ставнями свистел ветер.
* * *
— Вставай… – Старуха трясла Эйвион за плечо. – Зовут тебя…
— Кто? – Эйвион села на кровати, протирая глаза. Ногти у неё были неровные, обкусанные, с чёрными полосками грязи.
— Её милость Блойдеин. Айрис, воды принеси, два ведра.
— Зачем это? – недовольно спросила Айрис. Она тоже проснулась, но тут же отвернулась к стене, натянув одеяло на голову. Старуха бесцеремонно сдёрнула одеяло, попутно наградив внучку подзатыльником. Айрис ойкнула.
— Живее, говорю. Иначе мать твоя как вернётся, всё ей расскажу, уж оттаскает тебя за косы.
Буркнув что-то под нос, Айрис спрыгнула с топчана, незаметно для старухи показав язык.
— Зачем вода, матушка Маргет? – спросила Эйвион. – Ежели умыться, так я к ручью могу сходить.
— Велено в порядок тебя привести, говорят, приехали за тобой.
— Кто?
— Не знаю. Вставай. Помоги очаг разжечь.
Эйвион легко вскочила на ноги, чуть поежившись от холода. Старуха открыла ставни, и в комнату вместе с блёклым утренним светом ворвался свежий осенний ветерок. Небо было затянуто серыми тучами. Не обращая внимания на колючую солому, устилавшую каменный пол, Эйвион быстро натаскала веток, прихватив пару поленьев потоньше – всё из кучи дров, сваленных в углу комнаты, и, опустившись на колени, принялась чиркать кресалом.
— Помыться надо, расчесаться, — бормотала матушка Маргет, копаясь в сундуке. – Платье я тебе другое дам, всё поприличнее будет.
Тем временем появилась Айрис с двумя кожаными вёдрами. Повинуясь указаниям бабки, она наполнила большой таз. Маргет, вооружившись железными щипцами, вытащила из огня несколько камней и бросила их в воду. Булыжники зашипели, выпуская облачка пара.
Подождав некоторое время, старушка кивнула.
— Раздевайся.
Эйвион послушно стянула рубаху и, под взглядом Айрис едва сдержав блаженный вздох, шагнула в чуть тёплую воду.
Эйвион уже вступила в тот возраст, когда девушки начинают обращать на себя внимание парней. За последний год она очень сильно вытянулась, и пока не могла похвастаться приятной взору округлостью форм: угловатые руки и ноги были непропорционально длинны, а маленькие груди торчали острыми конусами. Но рядом с ней даже почти безгрудая Айрис вызывала у мальчишек куда больший интерес: круглолицая, с забавными ямочками на щеках, озорными карими глазами и копной тёмно-русых волос.
Эйвион украдкой дотронулась до своей щеки, ощутив, как всегда, бугристую кожу.
Она плохо помнила ту ночь. Крики, звон мечей, треск ломающихся ворот, длинные языки пламени, лизавшие стены, и мать, бегущая к ней с протянутыми руками. Босиком, в разорванной рубашке, волосы лезли ей в глаза, а по ногам текла кровь. «Доченька, доченька…»
Маленькая Эйвион плакала и тоже тянула ручонки, пытаясь слезть с высокой кровати. А потом мать упала, и за её спиной возникла фигура в шлеме и заляпанной красным кольчуге. Эйвион закричала от ужаса, а тот солдат, глянув на неё мельком, развернулся и ушёл.
А потом – страшный жар, грохот рушащихся балок и пылающий балдахин.
Больше Эйвион не помнила ничего, но до сих пор иногда просыпалась по ночам, видя перед собой тёмные прорези того шлема.
Уродина. Кроме Айрис, её подружки с детства, никто в нижнем дворе не смел говорить ей это в лицо, но за спиной Эйвион слышала такое нередко, особенно тогда, когда только появилась в Озёрном Лугу, и маленькие девочки с нижнего двора кричали обидные слова и кидались камешками. Она убегала, и время от времени плакала, забившись в какую-нибудь каморку. Кроме Айрис, у неё был только один друг – рыжеватый парнишка по имени Ивар, сын замкового плотника, который, кажется, совсем не обращал внимания на её ущербность. Но он был мелковат, и в случае надобности у Айрис с её острым язычком куда лучше получалось защитить достоинство подруги. Айрис свято оберегала за собой исключительное право говорить Эйвион гадости.
Ивар и Айрис были её самыми большими друзьями. Вместе они ходили собирать грибы, ежевику и землянику, играли в прятки и плескались в реке, часто в компании с другими мальчишками и девчонками из Озёрного Луга. Врагов у Эйвион не было, хотя время от времени всё же кто-нибудь прохаживался – беззлобно, либо наоборот, стараясь обидеть, — по поводу её обезображенного лица. А однажды – это случилось примерно с полгода назад, — во время купания и весёлых догонялок в Каменном ручье, один из парней, по имени Кадел, этакий дылда, вечно не дававший Эйвион прохода своими издёвками, затащил её в лес и прижал к дереву. Её платье осталось на берегу, и корявая кора больно раздирала голую спину.
— Ну, давай, — похотливо забормотал он, лапая по всему телу, — раздвинь ножки.
Она тогда еле вырвалась, врезав ему коленкой и расцарапав лицо, а после этого боялась пройти мимо Кадела. Нет, больше он никогда не делал таких попыток, но после этого не упускал случая отпустить ей вслед какую-нибудь гадость. Больше того: он поведал всей дворне, как Эйвион домогалась его, пока он, наконец, не дал этой уродине пинка под зад.
Кое-кто поверил этим россказням, но большинство, слава богам – нет; Кадел был известен своим мелочным и жестоким нравом, а Эйвион, как ни крути, всё же была дочерью рыцаря. Тем не менее при встрече госпожа Блойдеин прилюдно наградила её увесистой пощечиной. «Шлюхам не место в моём доме», — громко заявила она, окинув Эйвион уничижительным взглядом. А её дочь Дилис стояла рядом, насмешливо наблюдая за экзекуцией. Дворня перешёптывалась, а некоторые откровенно хихикали, показывая на Эйвион пальцами.
Впрочем, она давно заметила: если в ответ на насмешку не плакать, не говорить ничего, а лишь посмотреть холодно и презрительно, обидчик, скорее всего, замолчит. А если не замолчит, надо просто встать и уйти, так, как и подобает леди.
Холодно и презрительно смотреть получалось не всегда, но время шло, к её внешности привыкли, однако в последний год Эйвион всё чаще и чаще оставалась одна. Собравшись вечером возле прачечной, девочки увлечённо шушукались о том, как подмастерье кузнеца Брин вместе с Уной убежали куда-то вчера после заката, и вернулись уже заполночь. Брин считался завидным женихом: высокий, широкоплечий, и уже подмастерье. «Тоже мне, — с едва заметной завистью соглашались подружки друг с другом, — нашёл, с кем гулять. Она ж кривоногая…»
При таких разговорах Эйвион словно и не было – они болтали, отводя глаза, а она сама просто сидела в сторонке и молчала. И вдруг, сговорившись о чём-то, девочки вскакивали и уносились, как ветерок, забыв позвать её с собой.