С детства увлекался мультипликацией (кукольной и рисованной) и написанием историй. На данный момент занят в рекламе, работаю дизайнером в сетевом агентстве в городе Алматы, Казахстан. Женат, есть двое детей — мальчик и девочка-подросток. В прошлом занимался туризмом, очень много времени провёл в горах Киргизии и частично Казахстана; вместе с другом снимали фильмы, так сказать, арт-хаус неординарного смыслового характера, иногда мистического направления; в 2005 году написал и самостоятельно опубликовал в 2008-м сборник коротких рассказов для круга друзей; сейчас чаще пишу короткую прозу и помогаю дочери осваивать синематограф — она увлечена съёмками и монтажом фильмов. Из книг и фильмов люблю фантастику, фэнтези и мистику, в музыке предпочитаю хард-рок, инструментальный и альтернативный рок.
Since early childhood I was fond of animation (puppet and hand-drawn) and writing stories. Currently I’m working at advertising sphere as a designer in the network agency in Almaty, Kazakhstan. I’m married and have two children — a boy and a teenager girl. In the past I did a lot of hiking (tourism) and spent a lot of time in the mountains of Kyrgyzstan and partly in Kazakhstan; together with my friend was filming short movies, some art house of extraordinary conceptual character which sometimes covered a mystical themes; in 2005 I wrote and later in 2008 self-published a book of short stories for my friends; now I often write short prose and help my daughter to learn cinematography as she’s passionate about filming and editing movies. From the books and movies I love science fiction, fantasy and mysticism, in music I prefer hard rock, instrumental and alternative rock.
Отрывок из произведения «Домид. Мод старого времени»
Свинцовое небо застилало горизонт на многие сотни километров. Испещрённое иглами бессчётных металлических пиков и высотными башнями, оно хмуро нависало сверху тяжёлым пластом, словно сделанное из той же холодной стали. Его хмурое отражение в стекле выглядело смазанной фотографией лица парня, потерявшего смысл жизни и лишённого собственной воли. Задумчивые карие глаза, прикрытые косой чёлкой тёмных волос, устало смотрели сквозь пространство, а худощавое лицо с резкими чертами превратилось в бледную маску. В иллюминатор ему удавалось видеть многое. Точнее, то ничтожно малое, что осталось от человеческого мира в прошлом. Вся прежняя живописность, что сохранилась в его воспоминаниях, утратила силу величия и свои невероятные краски. От созерцания этой монотонной серости, составляющей девяносто процентов всего цветового фона поверхности, над которой с равномерной скоростью двигалась пассажирская капсула, его душа переполнялась грустью и сожалением.
Танги смутно помнил о былых временах, но точно знал, что зелень превалировала над искусственным, создаваемым человеком, миром. Стремительное развитие компьютерной инженерии и тотальная роботизация сделали своё дело, попросту вытеснив не только эмоции из сознания людей, но и превратив окружающую среду в неузнаваемое пространство, изобилующее механизмами и губительным объёмом данных.
– До места назначения осталось пятнадцать минут, – полный участия ровный голос автопилота раздался в салоне. Его звенящие стальные нотки с лёгким режущим звуком перекрыли тихую музыку в наушниках, намекая на старательное желание машины проявить как можно больше любезности в отношении человека, к чему до сих пор нельзя было привыкнуть.
Танги машинально перевёл взгляд от иллюминатора на динамик, который располагался над дверью входа в пассажирский отсек. Предоставленный самому себе и не ощущающий стеснения со стороны других пассажиров, – потому что, их просто не было – он не ожидал услышать другого, и эта информация была кстати. Затянувшееся путешествие порядком утомило его, и он поёжился от волнения, с замиранием сердца осознавая приближающуюся встречу. Какими приёмные родители окажутся на этот раз и смогут ли понравиться ему? Или наоборот, понравится ли он им?
Его капсула представляла собой не что иное, как стандартный межконтинентальный челнок для перевозки пассажиров, класса Б-18, грузоподъёмностью в двадцать тонн. Ракетные ускорители с лёгкостью могли отправить его в космос, будь в этом нужда, а корпус и усиленная броня – выдержать любое давление или перегрузки, сравнимые с теми, что испытывают межзвёздные корабли. Такие капсулы являли собой часть наследия, оставшегося после Кризиса в конце XXII века, словно пережитки мучительного завершения глобальной переделки планеты, но до сих пор безупречно функционирующие и полезные при выполнении задач малой приоритетности. А что об этом помнил сам Танги? Крупицы, никаких деталей… Если говорить непосредственно о переломном моменте, он мог бы сказать о резкой смене общей картины: было много людей – осталось мало, было больше органики – теперь преимущественно металл. Как быстрая смена кадра – моргнул и видишь уже иную реальность, впоследствии ставшей твоим настоящим. Белое – чёрное, живое – искусственное… За свои семнадцать лет, большей частью проведённых в приютах и детских домах, ему пришлось многому научиться, а чему-то и вовсе заново. Подобное для него не прошло бесследно, и скитания после смерти обоих родителей и сестры сделали Танги замкнутым, недоверчивым и отстранённым. Первые пару лет для него были сродни существованию в вакууме, наполненными безликими днями, бессмысленными событиями и бесполезными «делами». Лишь по прошествии ещё одного года он более или менее начал понимать окружающую действительность и принял неизбежность своей новой жизни, обречённой на одиночество. Но не смотря ни на что, в его сердце теплилась надежда на лучшее, и только благодаря ей Танги удалось сохранить в себе человечность, которую он ни при каких обстоятельствах не собирался терять.
Капсулу тряхнуло, когда начался манёвр входа в соседнюю ветку движения, и она попала в нахлынувший справа, боковой ветреный поток. Сердце на секунду подпрыгнуло, и Танги, ухватившись за поручень, тихо ругнулся. Пока его мысли обуревала пространственная меланхолия, челнок парил на высоте двух километров над поверхностью, но теперь аккуратно перестроившись в новую организованную колонну другого транспорта, плавно продолжил движение и стал постепенно снижаться. Только сейчас он заметил, как сильно льёт снаружи – размытые полосы грозовых туч прочертили по всему небосклону бесконечные кривые линии, похожие на щупальца.
Они вошли в Сектор Т-114.
Наконец-то.
– Мы приближаемся к посадочной площадке, – автопилот вновь ожил в динамике. – Будьте внимательны, зафиксируйте своё положение во избежание травм.
Танги кивнул, собираясь сказать «спасибо», и тут же осёкся. Ведь, машине не нужна его благодарность или похвала. Она бесчувственна, и вместо души у неё алгоритмы, которые не предусматривают переживаний или сочувствия.
Разглядывая с высоты паутину ячеек модульных строений, Танги сожалел о той острой нехватке общения и заботы, которой до сих пор был лишён. Ему отчаянно недоставало единомышленника, друга, любого живого мыслящего существа, но в большей степени семьи. Со смешанными чувствами он глядел на полотно тьюб и многоуровневых блоков, высотные башни и пики, полосы пересекающихся и бегущих параллельно друг другу дорожных лент внизу и осознавал всю несостоятельность своего «я». Все эти парящие в воздухе регуляторы высотного транспортного потока, взлётные площадки, оборонительные турели и пульсирующие огни на каждом объекте напоминали о том, что Танги до сих пор остаётся какой-то абсолютно крошечной частью того другого, старого мира. Некой мельчайшей частицей, что некогда составляла миллиардную долю огромного океана жизни, предположительно ныне иссохшего до нескольких сотен тысяч душ по всей Земле. Сейчас на поверхности он различал большое количество мелких движущихся точек, которые строгими организованными группами направлялись в разные стороны полотна. Зная, чем они являлись, Танги догадывался и о предназначении, потому что ими двигали функции. Не обязанности или какие-то дела, нет. Всеми объектами управляла Сеть, отдавая команды и приоритизируя их процессы, контролируемые нейронным мозгом планеты.
Механизмы. В конце концов, они сделали людской труд легче, но практически полностью заменили самих людей, что совершенно логично. Безупречный порядок и организация процессов, привнесённые ими в мир, присутствовали во всём, и в них явно просматривался чёткий план действий, имевший определённую, неизвестную ему, цель.
Он освободил уши от звуковых радио-модулей и достал из рюкзака планшет, размерами схожий с альбомом для рисования прошлых лет. Потёртый и видавший виды корпус электронного устройства напомнил о долгом пути, который ему пришлось пройти за несколько лет, и Танги непроизвольно улыбнулся. Грустные воспоминания всколыхнулись опять, смешавшись в одну историю одинокого юноши, единственным другом которого оставался дневник с собственными записями. Но он считал эту привычку полезной, так как записанное давало понимание того, что он всё ещё жив. По крайней мере, так ему было спокойнее.
Сделав пометки в новом документе и что-то дорисовав пером на полях страницы, Танги краем глаза заметил мелькнувшую в соседнем иллюминаторе капсулу. По каким-то причинам, его сознание вычленило её из всей мельтешащей серой массы за бортом, и он не без труда пересел на пустые кресла слева, чтобы обзор стал лучше. Это был точно такой же челнок, в котором летел он сам, только с другим бортовым номером. Потрёпанный и залатанный в нескольких местах, тот поднимался по серпантину одной из выделенной воздушной полосы для пассажирского транспорта, устремляясь выше за нависающие тучи и держа курс на восток. Туда, где раньше находилась одна из трёх могущественных держав XXI века. Танги прищурил глаза и постарался внимательнее рассмотреть капсулу, пока та находилась в поле зрения, и удивлённо раскрыл рот, когда в окне увидел лицо девушки. Возраст примерно шестнадцать-семнадцать лет, длинные прямые каштановые волосы, плавные округлые линии лица, большие голубые глаза, немного пухлые губы, слегка вздёрнутый носик.
Он прижался к стеклу, чувствуя, как сильно забилось его сердце, и понимая всю комичность своего вида, отражающегося в глазах пассажирки другого челнока. Её отсутствующий до этого момента взгляд замер на лице Танги и теперь провожал его капсулу с грустной обречённостью. Уже после того, как он отстранился от иллюминатора, пребывая в полном смятении, неприятная догадка прожгла его сознание яркой молнией – девушка до боли знакома ему, потому что он раньше видел её. То ли она являлась частью воспоминаний, то ли когда-то, где-то встречалась на самом деле, о чём он мог забыть…