Образование «широкое» и конкретное: радиофизика, живопись, эзотерика, маркетинг и другое. В прошлом веке была инженером-физиком на оборонном предприятии – долго, интересно и успешно. Как ведётся у физиков, была ещё и лириком – для души. В новой эпохе занималась журналистикой, экологией, рекламой и пиаром, разработкой брэндов, общественной деятельностью и связями. Последние 15 лет, в основном, пишу во всех жанрах и форматах – прозой и стихами. Членство, лауреатство, публикации, песни – имеются. Увлекаюсь многим, постоянно учусь, по подходу к новому – синергетик и системщик. «Ужасно интересно всё то, что неизвестно…»

---

Отрывок из произведения «Мы с Пушкиным»

Пушкин  в  Одессе. Три истории любви

 

История первая. Не мучь меня, молю!

 

– Эй, очнись! Тебе надо спешить!

Поворачиваюсь на шум. На глазах пелена, но чётко вижу обладателя назойливого голоса: невысокий, щупленький и весь какой-то серебристо-белый – не понять ни какого он пола, ни какого возраста, ни во что одет. Бесформенная до пят хламида, светлые кудряшки до плеч, а лицо взрослое.

– Ты кто?!

– Я твоё лекарство от ностальгии… – улыбается, зубы ровные и отблескивают как жемчуг. Значит молодой. И грудь плоская. Наверное, мальчик… На всякий случай протираю глаза. И слышу: – Меня зовут Изок.

– Изок? – тупо переспрашиваю я. – Кузнечик что ли? – он щурится. – И откуда ты прискакал? А, главное, зачем?

– Протёрла глазки? – увиливает он от ответа. – А теперь осмотрись.

Следую совету странного пришельца и осматриваюсь.

Ясный летний день. Мы на пыльной немощёной улице с редкими неприглядными домами. Такое впечатление, что построены они на скорую руку, недоделанные какие-то, хотя и сложены из добротного ракушечника и камня. Улица мне явно незнакома – я никогда здесь не бывала. Недоумённо смотрю на Изока. Он отвечает на неозвученный вопрос:

– Это Старопортофранковская улица.

Чувствую, как мои брови ползут вверх, и лепечу невразумительное:

– Как так? Одесса что ли… Врёшь поди… Старопортофранковская?.. Бывшая Комсомольская?..

– Не бывшая, а будущая, – поправляет меня Изок, – твоей Комсомольской пока и не пахнет. Тут и слова-то такого не слыхивали. Сегодня 3 июля 1823 года.

Жарко, однако. Надо бы присесть… Но некуда. В растерянности верчусь на месте и застываю каменной бабой. Облизываю пересохшие губы. Возмутитель моего душевного равновесия невозмутим. Протягивает мне пластиковую бутылку: ага! «Аква». Поллитровочка  явно производства не 1823 года! Выбулькиваю половину и прячу остаток в карман. Так спокойнее – хоть какая-то реальность в этой невероятной мизансцене.

– Тебе надо поспешить на Тираспольскую заставу, а то прозеваешь его въезд в Одессу, – напоминает Изок.

– Чей? – равнодушно уточняю я.

– Пушкина. Он сегодня приезжает из Кишинёва. – скорость с какой я срываюсь с места поражает нас обоих. – Куда ты?!! Не в ту сторону?! Там Привоз!

Высекая каблуками искры, я меняю направление и мчусь на перекрёсток Тираспольской и Старопортофранковской улиц, на вторую заставу. И почему-то подпрыгиваю как кузнечик. Заразилась что ли от Изока? А тот пристроился рядом и молчит. В очередном прыжке наскакиваю на какую-то бабу, а та хоть бы хны. Да и мне не больно. Поворачиваю лицо к Изоку.

– Мы невидимы и не осязаемы, – поясняет он. И спокойно так, будто это само собой разумеется. У меня к нему тысяча вопросов, но я лишь слегка киваю головой. – Ничего пока не спрашивай, – предупреждает Изок, читая по моему лицу, как по открытой книге, – поговорим на заставе.

 

 

На заставе немноголюдно. Два таможенника, изнывающие от жары  в форме суворовских солдат, досматривают телегу с товарами, хозяева которых стоят рядом с младенчески безгрешными лицами. А чего им волноваться-то? И мужики и казённый люд прекрасно знают, что вся контрабанда переправляется за черту порто-франко по специально вырытым подземным ходам между домами, стоящими по обе стороны улицы.

Мы с Изоком молча наблюдаем за формальной проверкой, прислонившись к белёной известью глинобитной стене казармы.

– Хорошо, что Пушкин будет въезжать через эту заставу, – замечаю я, чтобы как-то начать разговор со своим «соседом». – А то, я читала, будто на Херсонской заставе некто Педашенко проводит досмотры с пристрастием, особенно женщин. Он их ощупывает и интересуется, натуральные у них выпуклости или фальшивые. Ведь они частенько контрабанду под одеждой прячут…

Изок понятливо улыбается:

– Спрашивай, что хотела. Не трать время на прелюдии.

– Ты кто есть? – моментально реагирую я.

– Я твой Попутчик. – и замолкает.

– И всё?!! А откуда и зачем ты явился ко мне?! И как это я раздвоилась и перенеслась в прошлое? И всё такое прочее… про невидимость…

– Ты ведь хотела погрузиться во времена Пушкина и узнать его получше? Вот я и пришёл помочь тебе в этом. Мы с тобой будем вживую наблюдать его истории любви и полемизировать… Да не хмурься  ты так сердито! Мы здесь, а всё остальное не важно! Не заморачивайся технологиями, это мелочи!

– Ага, мелочи! Если я тут, то дома меня нет? А там у меня много и других дел! За год их знаешь сколько скопится? И мои волноваться, небось, будут…

– Ну ты даёшь! – удивляется Изок. – Тебя же вообще ещё нет! Нигде! И не надо пугаться, милая! Мы проживём этот год всего за несколько часов – или я не Изок? Я же не просто в пространстве скачу, а и во времени… – я открываю рот для возражений, но он вдруг вскидывает руку: – Смотри! Едет, едет твой Пушкин!

 

 

Пушкин?! Тройка лошадей прямо на меня несёт лёгкую двуколку. В ней сидит человек в тёмном сюртуке и в шляпе. Неужели он?! Он! Пушкин! Какой-то он… маленький что ли… Прям, как пацан… Экипаж останавливается и к нему направляются таможенники. Я тоже подхожу – невообразимо близко: меня же никто не видит? Да что там! Если верить Изоку, меня нет совсем!

– Сиди, братец! – велит ямщику Пушкин и легко спрыгивает на землю.

Нет, он не смотрится мальчишкой. Просто невысокий: где-то между метр шестьдесят и метр семьдесят… А сложён великолепно! Лицо строгое, серьёзное. Уставшее, правда, с дороги. Вон под глазами тени. А сами глаза ясные, серые с зеленцой…

Пушкин достаёт из кармана большой белый платок и снимает шляпу: ба! Да он подстрижен почти «под расчёску»! Ой, а у него веснушки! Обтирает испарину со лба и замирает, будто услышал что…  Жарко, конечно. Миленький мой!.. Александр Сергеевич… Сашенька… Такой свой, такой родной… Я умиляюсь и мне тоже делается жарко.

– Уймись, – тычет меня в бок Изок. – Он тебя почувствовал. Ты же раскалилась как шаровая молния!

Этот «кузнечик» точно читает мои мысли! На всякий случай, я отдаляюсь и от него и от предмета умиления. И пытаюсь протестовать:

– Ничего он не слышит! Просто боится за свою контрабанду!

– За какую такую контрабанду? – хмыкает Изок. – За молдавское вино, что ему презентовал Инзов? Так мы же с тобой знаем, что он его протащит через границу!

Я молчу и мой всезнающий Попутчик закрывает тему. Тем временем досмотр заканчивается и Пушкин усаживается на своё пассажирское место:

– Трогай! На Гимназскую!

Заросший бородой до бровей ямщик поворачивается к нему всем корпусом:

– А может на Итальянскую, барин? В северный отель… Там  есть каретные сараи с конюшнями. Мне ить сёдни ночевать тут…

Должно быть, Пушкин подал знак согласия, потому как нас накрыло шлейфом пыли – так шустро экипаж рванул с места.

«Да, всё правильно. Несколько дней он поживёт в доме Шарля Сикара, в «Hotel du Nord»…» – успеваю подумать я прежде, чем осознаю, что стало темно, как ночью.

– Эй, ты чего творишь?! – набрасываюсь я на Попутчика. – Разве уже вечер?

– Да, около десяти вечера, – бесстрастно подтверждает Изок. – И не только. Уже 26 июля. Через десять минут к Херсонской заставе подъедет Филипп Филиппович Вигель. Нам надо спешить.

– Вот ещё! Ты же «съел» целых три недели! А я хочу посмотреть, как Пушкин встретится с морем, а не с Вигелем! И Одессу я ещё не рассмотрела. Не нужен мне Вигель! К тому же, я уверена, что он сегодня жутко устал и не обнаружит Пушкина по соседству с собой в отеле Рено. В том, который возле театра. А на театр я хочу взглянуть подробней, потому что это совсем не тот театр, который я знаю, тот будет построен позже, когда этот сгорит.  Зато именно в этом театре Пушкин впервые увидел Амалию Ризнич! И с Собаньской, наверняка, там же встретился!

Изок обескуражено разводит руками:

– Ну, знаешь!.. Я не всемогущ и не могу явить тебе те события, о которых нет фактического материала! И свидетельств. Известно лишь,  что, отметившись у генерал-губернатора,  эти три недели наш герой кутил напропалую и проиграл почти все деньги. В театр он ходил и Ризнич там приметил. Но его душа и сердце просят встречи с Каролиной Собаньской. А только её в такую жару нет в Одессе…

– А море! – не сдаюсь я.

– А море для него уже не диковинка. Он же много раз бывал в Одессе по поручениям Инзова… Но…  – Изок многообещающе улыбается. – Но мы не станем тратить время на встречу Вигеля и прямо сейчас отправимся осматривать город. Следуй за мной.

Мы  восходим на мост через пограничный ров и сразу наступает утро…

 

(16 оценок, среднее: 2,13 из 5)

Загрузка...