Меня зовут Елизавета Безушко. Мне 18 лет. Я учусь на журналиста и работаю в региональной газете. Я зачитываюсь Шекспиром, равняюсь на Дон Кихота, изучаю эволюцию интертитров в немом кино, обожаю Чарли Чаплина, восхищаюсь Винсентом Ван Гогом, слушаю джаз и всё ещё переживаю за Розу Маленького Принца:» Вдруг барашек ее съел?». Хотя ни один взрослый никогда не поймёт, как это важно. Да, ещё я пишу новеллы. Некоторые из них были опубликованы в литературных журналах («Юность», г. Москва, «Голос Эпохи», г. Москва, «Соборная улица», г. Николаев).
Я изучаю английский, немецкий, французский, итальянский.
С радостью и волнением представляю на ваш суд новеллу «Орфей, который ждал Рождество».
Новелла «Орфей, который ждал Рождество»
отрывок
Каждое утро вот уже почти полгода она приходит сюда продавать цветы. Вивьен никогда и подумать не могла, что, проработав всю жизнь в офисе, она будет сидеть на складном стуле возле парка на Райтер-стрит, придерживая правой рукой от ветра плетёную корзинку с хризантемами, стоящую у её ног. Много лет автобус возил её мимо этого парка на работу. И каждый раз она вглядывалась в запылённое автобусное окно, пытаясь разглядеть каменного Орфея у входа в парк. Эта скульптура привлекала Вивьен с самого детства. Орфей с лирой в левой руке и съехавшим набок лавровым венком на голове, сидел на траве, облокотившись о живое дерево. Окаменевший, словно по воле богов, он был таким спокойным, а взгляд его задумчивым, но таким ясным, что, казалось, именно в эту минуту он осознал какую-то величайшую мудрость. А, может быть, он что-то увидел? Маленькая Вивьен становилась рядом с ним, смотря туда, куда был направлен его взгляд, но не видела ничего необычного. Она становилась напротив скульптуры, смотря ему прямо в глаза, стремясь поймать его мысль, но и это ей не удавалось. Его лицо не улыбалось, но выражало скрытую радость. Секрет его спокойствия оставался для неё тайной. И остаётся до сих пор.
Этим утром Вивьен сидит у входа в парк, укутанная туманом поверх шерстяной шали. Рядом с ней в корзинке, когда-то созданной для пикников, теперь лежат белые хризантемы, выращенные ей в крошечной самодельной теплице возле дома. Гибкие, но уверенно торчащие лепестки хризантем напоминали козырьки офицерских фуражек, тогда как головки пионов пару месяцев назад были похожи на изысканные шляпки для королевских скачек. Напротив, через дорогу находилась школа. Странно, что школу обычно сравнивают с муравейником. Муравьи не способны передвигаться с такой скоростью и шумом. Школа скорее напоминает автостраду. Автостраду, по которой мчатся на разных скоростях маленькие и не очень автомобили, в багажниках, то есть, в рюкзаках у которых недоеденные бутерброды, тетради с помятыми уголками и парочка подаренных кем-то и благополучно забытых растаявших конфет.
Дети, нехотя ползущие в школу, напоминали Шекспиру улиток. Что ж, возможно такими они и выходят из дома по утрам, не взглянув на часы. Но как только они осознают, что опаздывают, улитки превращаются в гепардов, взмыленных, с рюкзаками и сумками наперевес, несущихся мимо неё к школе. Её внук абсолютно такой же. Жаль, что он не учится в этой школе, иначе она смогла бы забирать его каждый день. Она любит слушать по дороге домой его восторженные рапорты о пройденном дне.
Цветочница — в этом даже есть что-то романтичное. Она всегда может вообразить себя цветочницей из фильма Чаплина или же Элизой Дулиттл. А, может быть, она – та самая пышнотелая «Цветочница» Малевича? Тут она посмотрела на свои сухощавые, длинные пальцы, когда-то быстро танцевавшие степ на печатной машинке. На морщинистые в области узкого запястья руки с тонкими бирюзовыми венками. Затем на торчащие из-под пальто тонкие ноги, заканчивающиеся забавными, но удобными ботинками. Нет, «пышнотелой» её никогда нельзя было назвать, разве что в шутку. И всё же почему она стала цветочницей? Это заслуга её внука, хотя он об этом даже не знает.
Всё началось этим последним летом, перед тем, как Бен пошёл в школу. Пока Вивьен возилась в саду возле дома, он сидел за её кухонным столом и рисовал. Цветные карандаши лежали в определённом порядке, плотно прижавшись друг к другу и вытянувшись по струнке, как солдаты на параде. Своими наточенными носами они нетерпеливо заглядывали в альбом рисующего мальчика. Снимая резиновые перчатки, она зашла в дом и остановилась в открытых дверях кухни. Бен сидел на стуле, поджав одну ногу, и, нагнувшись над альбомом, заканчивал своё творение. Вивьен задумалась о том, как быстро он вырос, и каким красивым мальчиком стал. Может быть, он станет художником, он так много рисует. Воображение унесло её далеко, и, представляя счастливое и яркое будущее внука, она поймала себя на мысли, что хочет стать частью этого будущего. Хочет увидеть, каким он будет через пять лет, через десять. Радоваться вместе с ним, если не рядом с ним, его взлётам, и обязательно быть рядом при падениях, даже если их будет не много. В эту минуту Вивьен почувствовала, как Бенни нужен ей, и волна неожиданного тепла и радости окутала её при мысли о том, что и она, может быть, нужна ему.
— Бабушка, посмотри! Это гвардеец! – воскликнул Бен, стряхивая карандаши с рисунка. Его звонкий голос вернул её обратно.
В июле Бен ездил с родителями в Лондон и особое впечатление на него произвели королевские гвардейцы, стоящие у дворца. На вопрос, какая достопримечательность ему больше всего понравилась, он, не колеблясь, отвечал: «Гвардейцы». Он даже рассказал по секрету Вивьен, что хочет стать королевским гвардейцем, когда вырастет. Бенни начал описывать бабушке свой рисунок как художник, восхищающийся тем, что он рисует, но недовольный тем, как у него это выходит.
— Это гвардеец из гренадёрской гвардии, — гордо сообщил Бен, — Видишь, вот, эта штучка белая, которая у него из шапки торчит – это плюмаж называется. Но он у меня непонятно как-то вышел. Это, в общем, такой пучок перьев. Он означает, в каком они полку служат. Ой, я вот только не помню, справа или слева этот плюмаж должен быть. Наверное, слева. Да, точно, слева. А шапка — она такая огромная! Её делают из меха медведей гризли. Этот мех такой густой и так красиво на свету просвечивается, что кажется, что у него на голове настоящий медведь съёжился. И они её одевают так, что бровей почти не видно и, кажется, что они хмурятся. Но на самом деле они не хмурятся. Поэтому они шапку и носят: они их делает суровее. Они ведь королеву защищают. А это серьёзное дело. Все серьёзные дела делаются с серьёзным лицом, иначе они перестают быть серьёзными, правда? А ещё они в этой шапке такими высокими кажутся. Это тоже так надо. Хотя летом в ней, наверное, жарко. Брюки я ему сделал синие, потому что, мне кажется, с синими брюками красивее будет. А на брюках полоса красная. Только я её синим цветом случайно зарисовал, поэтому она не такая яркая, как в жизни вышла.
Тут восторженный рассказ Бена остановился, потому что рассказчик грустно вздохнул:
-Вот бы мне такого игрушечного гвардейца! Я бы с ним даже в школу ходил. Я такого в магазине игрушек на витрине издалека видел, когда мы на экскурсии были. Совсем как настоящий, очень похож. Только он обязательно должен садиться, понимаешь? Потому что ему тоже нужно отдыхать иногда. Он ведь целый день стоит! А солдатиков всегда стоячими делают. Бабушка, подаришь мне такого гвардейца, пожалуйста?
— Конечно, подарю, Бенни, — сказал Вивьен, но осознав, что дала обещание слишком поспешно, добавила: — Если найду такого же красивого, как ты нарисовал.
— Я, честно говоря, такого в наших магазинах игрушек не видел. Есть обыкновенные солдатики, но они маленькие и не садятся. Есть гвардейцы, которые садятся, но у них лица как у кукол, с которыми девчонки играются, просто их одели в мундир. Такого, как я хочу, я не видел.
Что не могла выносить Вивьен, кроме пауков, сплетников и мужских рубах в крупную клетку, так это расстроенных детей. Дети, в глазах которых появлялась грусть, вызывали в ней острое желание делать добрые дела, какие бы трудности это не вызвало.
(10 оценок, среднее: 2,50 из 5)
Загрузка...