Творчеством занимаюсь давно, в большим десятилетним перерывом в 90х годах. Публикуюсь в журналах России ( «Аврора», «Дальний Восток», «Союз писателей», «Север», «Урал», «Волга 21» и так далее), в журнале Украины (журнал «Автограф»). Победитель кункурсов «Золотое перо Руси 2015» сертификат 176, Всеросийского конкурса им. Василий Белова «Всё впереди», «Новые писатели 2015» и т. д.
Отрывок из романа «На другой стороне земли»
Восьмилетний Никита Клёнов, в сентябре месяце пошёл во второй класс школы и на первом же уроке русского языка показал себя незаурядным ребёнком. Учительница дала задание написать произвольное сочинение на тему: «Один день из моих каникул». Назвать своё сочинение каждый мог, как хотел. Пока все одноклассники выписывали свои детские впечатления, стараясь рассказать про собачек и кошечек у бабушек и дедушек, а также море, песок, юг и солнце, Никита Клёнов решил описать как он с папой и его друзьями ездил в поход в середине августа месяца в близлежащие горы Полярного Урала. Никита старался писать языком взрослых, для чего по памяти описывал точные фразы и высказывания папы и его друзей. С первой фразы вместе с детскими ошибками всё очень хорошо становилось на свои места:
» Этим летом мы с папой и его приятелями решили съездить в горы отдохнуть и проветриться. Дядя Витя и дядя Лёша, обещали прихватить с собой тройку девчонок, так что с бабами у нас было всё в порядке. Папа просил ничего не говорить об этом маме, которая к этому времени ещё валялась на пляже в Египте и грела там свои бока, хорошо если грела солнцем, а не каким паразитом арабом. Папа не хотел отпускать маму в Египет, но пришлось выбирать — или Египет, или шуба норковая, «вирсачивая». А шуба стоит больше, нежели этот Египет. А денег осталось — хрен да немножко. В горах мы разожгли костёр, мужики бухнули и орали песни, потом дядя Лёша куда-то срыгнул с тётей Машей. Дядя Витя сказал, что как только дядя Лёша оттарабанит тётю Машу, так и вернутся. Все рассмеялись, а мне тётю Машу стало жаль, она добрая, зачем её тарабанить? Потом и дядя Витя с тётей Тоней сказали, что ушли спать, а сами полчаса тихонько охали в соседней палатке. Я с папой рыбу ловил, а тётка эта — Мила, всё орала моему папе — пойдём грибы собирать да пойдём грибы собирать, а что их собирать, если уже вечер на носу, а в голове одно похмелье? Мы и остались ловить рыбу. А дядя Лёша так упился, что посоветовал папе зачем-то от комаров смазать зад одеколоном. Потом я уснул. На следующее утро мы уехали. Опять тряслись в поезде. Я смотрел в окно. В поезде скучно. Когда приехали, папа сказал — в голове похмелье, а в жизни — грязь сплошная. А дядя Лёша сказал — чудно время провели!»
Когда учительница младших классов Ирина Сергеевна Александрова, двадцати пяти лет, стройная и привлекательная, но замужняя, симпатичная и жизнерадостная, но регулярно задумчивая, с тоской в глазах, прочитала эти детские воспоминания, то первое, что удивило Ирину Сергеевну, это размер сочинения. Размер, а также форма изложения. Излагал Никита примерно так, как мог говорить с чужих слов — просто и не задумываясь над значением, которое то или иное слово несло. Для второго класса, это было — через чур. Вердикт был категоричен — пусть отец зайдёт в школу.
Никита вышел из класса и по дороге домой всё прикидывал в уме — о чём она собралась говорить с его отцом? Может что по ремонту класса? Так вроде ремонт сделали летом. Может шторы хотят купить? С такими мыслями он дошёл до дома, поднялся к себе на этаж, сразу снял трубку телефона городского, набрал номер отца… Отец всё выслушал, спросил:
— Ты точно ничего не натворил?
— Да нет! Что я мог натворить? Только в школу пошли! — оправдался тот.
— Хорошо, я схожу сегодня после работы. Садись, делай уроки. Обед там тебе есть, осторожнее с плитой, когда будешь разогревать.
Геннадий Фёдорович Клёнов, молодой мужчина тридцати одного года, горный инженер и начальник добычного участка шахты «Полярная» узнав, что его вызывают в школу, вначале сморщил лицо недовольно, потом достал плотный портмоне, открыл его, прикинул — сколько нужно будет отдать денег «на класс» в этом году?
Мысли эти владели им ровно до той минуты, пока на участок не зашла секретарь Мила — блондинка с ровными ногами и высокой грудью. Последний раз Милу близко Геннадий Фёдорович видел лишь в горах, где-то между грибом подосиновиком и кустом ягоды голубики. Там она была бойка и задириста. Сейчас, при исполнении своих обязанностей, Мила была холодна и студёна, как северный ветер в осенний дождь над городом Воркутой. Мила положила на стол какие-то бумаги, сказала независимо и нейтрально:
— «Главный» Вас просил зайти… сейчас.
Повернулась круто и ушла. Отложив бумаги, Клёнов последовал за ней.
В приёмной Мила прошла к двери со стеклянными стёклами, с волнистым рисунком посередине, тут же повернула ключ в замке, повернулась к Геннадию и, коварно улыбнувшись, сказала:
— Попался?
— Спокойно, — выставил тот руку перед собой, — Начальство где? — и кивнул по сторонам, на двери директора и главного инженера.
— Они уехали, — стала подходить к нему Мила с видом хищницы, — уехали по своим мерзким, плотским и сладострастным утехам! — тут же доложила разборчиво по слогам, — А у меня ещё обед целых полчаса!.. Что говоришь?..
— Не могу, — трезво ответил тот, подхватывая её за талию, — в приёмной не могу!
— Это ещё почему?
— Здесь слезами людей пахнет, — сказал Клёнов с патетикой в голосе, — слезами уволенных и униженных! Не могу.
— А где ж ты можешь?
— У тебя дома, — запросто предложил Клёнов, хотя дома у Милы никогда не был и не знал что там вообще у неё дома?
— У меня дома мама, — сразу скорчилась та лицом.
— А у меня дома сын… Потом ещё и жена приедет.
— Тогда где?
— Давай на чердаке? — как-то совсем пошло и неожиданно предложил начальник добычного участка.
— На чьём чердаке? — не поняла Мила, глаза её самопроизвольно опустились вниз на свои модные, очаровательные босоножки на высокой шпильке.
— Можно на моём, только у меня ключей нет, а у тебя есть ключи от твоего чердака?
— Я что на чердачную шлюху похожа? — казалось обиделась она, но здесь же, — Откуда у меня ключи?
— Тогда мне нужно время на обдумывание ситуации, — сказал трезво Клёнов.
— Хорошо, — Мила подошла к дверям и открыла замок, открыла довольно звонко, могли в коридоре и услышать, — тогда вечером сообщишь, что обдумал. Я жду.
Геннадий, выходя, заметил:
— Я думал у нас это разово… так… погуляли в горах, повеселились?..
— Пошёл вон, — беззлобно произнесла она.
Клёнов вышел.
Ирина Сергеевна Александрова в свои двадцать пять лет уже шестой год работала учителем младших классов. Класс Никиты Клёнова был у неё вторым по счёту, детей за прошедший год она знала хорошо, потому сочинение Никиты было несколько для неё обескураживающим. Как-то этот хороший и воспитанный мальчик не вязался с тем сочинителем, который мог изъясняться на несколько пошловатом для него языке. Вызывать родителей в школу, было для неё делом обычным. Она понимала, что воспитывать придётся не Никиту, а Геннадия Фёдоровича. Так! Здесь Ирина как опомнилась, а что это я сижу, неприбранная? Вечером мужчина придёт, в смысле отец ученика придёт, а я?.. Срочно домой!
Ирина схватила сочинение Никиты Клёнова, сунула его себе в сумочку и выбежала из школы, больше похожая на ученицу.
Ирина была уже пять лет замужем. Детей у неё не было. Муж, Сашка-поганец, хотел вначале заработать денег. Работал муж менеджером продаж в одной довольно неплохой компании. Получал тоже неплохо, но всегда не хватало, потому как была у мужа цель — хорошая японская машина и деньги на неё откладывались не маленькие. Частенько муж любил с друзьями употребить водочки после работы, потом говорил, что сделка была, надо и отметить. Какая там прошла сделка, Ирина не знала, но ночами страдала уже давно. Чем дальше, тем сделок было больше, а супружеских утех всё меньше. Ирина стала за собой замечать, что совсем неожиданно и не контролируемо поглядывает на чужих мужчин.
Зачем она побежала прихорашиваться, Ирина и сама не знала, просто хотела выглядеть прилично, всё же отец ученика — это вам, а не просто так… какой-нибудь физкультурник или трудовик в халате! Да и тема разговора обязывала – отношения мужчины и женщины в присутствии малолетних детей!
До вечера Ирина сочинила целую речь, обличительную и торжественную. Зачем ей нужна была речь? Ирина на какой-то миг остановилась от такого вопроса самой себе, но тут же объяснила – затем, чтобы дети росли детьми, а не ранеными птенцами с потерянными душами.
Часам к четырём она зашла в парикмахерскую. Когда сняла с себя лёгкий плащик и осталась в платье, сразу заметила как оживились глаза парикмахера-мужчины. Он даже приосанился, подошёл вплотную, спросил совсем услужливо:
— Что делать будем?
Она хотела сказать — делать будем строго и прилично, но слова вылетели сами и звучали несколько иначе:
— Чтоб перед мужчиной хорошо выглядеть.
Он её и причесал. Два часа причёсывал. Она себя увидела и даже не узнала. Такой павой пошла в школу. Метров за двести как опомнилась, сама себя спросила:
— А если меня сейчас кто из наших увидит?.. Да ещё с отцом ученика? С такой головой разве на встречу с отцами ходят?.. С такой башкой накрученной только на встречу с будущим любовником можно прийти! Да ещё платье одела… чуть ли не вечернее! Дура! Что ж делать? Причёску разобрать? Ещё чего!.. Столько стоит! Что ж делать?.. — на мгновение она как очнулась, себя спросила, — А что я вообще делаю? Что это я нарядилась сегодня? Что случилось? Первый папа, что согласился в школу прийти самостоятельно?