Живу в Москве, женат, имею дочь. Окончил медицинский институт, но поменял множество профессий от медицинских до дворницких. Пишу лет пятнадцать, имею несколько журнальных публикаций. Предпочитаю фантастику и мистику. Предложенная на конкурс повесть написана в нехарактерной для моего творчества реалистической манере.
Отрывок из произведения «Опекун»
— Ну, пошли устраиваться, — сказал я после обеда.
Для Маши была выделена спальня.
— Это будет моя кровать? Какая огромная.
Я кивнул. Таких, как она, на кровати могло комфортно поместиться штук шесть.
— Туалетный столик и пуфики уберу, купим обычный компьютерный стол. Пока заниматься будешь в другой комнате. В школу устраиваться пойдем завтра. Часть полок в шкафу уже освободил, можешь сейчас разложить свои вещи, я помогу. Потом съездим к тебе, заберем зимнюю одежду, и что тебе еще понадобится.
Я оглядел комнату,
— Телевизор ночью не смотреть. Дом панельный, звукоизоляция плохая, соседи прибегут. Курить только на балконе, даже зимой.
— Я не курю, — пораженно ответила девочка.
— Сейчас не куришь, а что будет года через три, никто не знает.
— Ты разрешишь мне курить?
— Я тебе все разрешу. Терпеть не могу что-то запрещать.
Девочка долго молчала, потом сказала:
— Но ты же запрещаешь смотреть ночью телевизор.
— Да, — согласился я. — Противоречие. Но жизнь и состоит из сплошных противоречий.
— Ты странный, — задумчиво сказала Маша.
— И желающий странного, — кивнул я. – Пошли в другую комнату.
В другой комнате стоял диван, на котором теперь мне придется спать, пара глубоких кресел, фальшивый камин с электрической подсветкой, наследие одной из моих жен, и компьютерный стол со старым стационарным компьютером.
— Комп отдам тебе, когда купим новый стол, — ткнул я пальцем в монитор. – Можно бы перетащить и этот, но он слишком здоровый, в комнате будет не повернуться.
Маша промолчала, а потом спросила:
— А ты разрешишь мне не ходить в школу?
— Я-то разрешу, — пожал я плечами. — Но в нашей стране обязательное среднее образование. Поэтому восемь классов тебе придется закончить. Хоть чучелом, хоть тушкой.
— Почему чучелом? – удивилась девочка.
— Анекдот такой есть про попугая.
— Расскажи.
— Расскажу, потом.
— Почему потом? Расскажи сейчас.
— Ты не поймешь, придется много всего объяснять. А мне лень.
— Это нечестно! – насупилась девочка.
— Конечно, нечестно, — кивнул я. — Я, вообще, очень нечестный.
Маша замолчала. Потом спросила:
— Ну?
— Что ну?
— Ну, почему нельзя в школу не ходить?
— А, — ответил я, — потому что я твой опекун, и тетя, которая сегодня была с нами — из опекунского совета, и она будет приходить и проверять, как ты у меня живешь. Ходишь ли в школу, хорошо ли питаешься, не обижаю ли я тебя. Если ответы будут отрицательными, тебя у меня заберут и отдадут в детский дом. А там уж от школы не отвертишься.
Маша нахмурилась, что-то обдумывая.
— Значит, если я на тебя нажалуюсь, меня заберут?
— Да, — кивнул я.
— А тебя накажут?
— Не знаю, думаю, что нет. Хотя, в зависимости от того, что буду делать. Если ты в школу ходить не будешь — то просто заберут. Если я тебя голодом буду морить — накажут.
— А зачем?
— Что зачем? – не понял я.
— Зачем ты меня взял?
— А что было делать? Не отдавать же тебя в детский дом?
— Почему?
— Ну, ты моя племянница.
— Ну и что?
— Ну, у меня только одна племянница. Ты, — улыбнулся я.
— А если бы было много?
— Я бы взял только одну.
— Почему одну?
— А на фига мне много племянниц? – засмеялся я.
Маша пожала плечами и пробурчала под нос: — «А на фига одна?» – и уже громче спросила:
— Про попугая расскажешь?
— Расскажу, на ночь, вместо сказки.
На ночь, после ужина в кафе и душа в душевой кабине (Учились правильно крутить краны. Научились. Наводнения не было.), я рассказал анекдот. Маша не поняла. Пришлось долго объяснять, когда она, наконец, въехала, то не смеялась.
— Попугай умер? – спросила она.
— Нет, — ответил я. — Он улетел.
— Куда?
— Как куда? В Израиль, — ответил я и заржал. — Хоть чучелом, хоть тушкой. Спи давай, — и, поцеловав девочку в нос, погасил свет и вышел из комнаты.
Утром меня разбудил звон разбившейся на кухне посуды. Я посмотрел на часы. Безумное время, семь тридцать.
— Чего ей не спится, — пробормотал я, вставая и надевая халат.
На кухне стояла Маша с совершенно белым лицом и трясущимися губами. На полу валялись осколки разбитой кружки.
— Что случилось? – зевая спросонья, спросил я.
— Я кружку разбила, — прошептала девочка.
— Черт с ней, — равнодушно заметил я. — А что тебя в такую рань подняло?
— Я хотела приготовить тебе завтрак и разбила кружку.
Слеза медленно ползла по щеке девочки.
— Твою любимую, с драконами. Ты вчера говорил.
«Странно, — удивленно подумал я, — вчера сбегала, сегодня завтрак готовит. Или у детей это норма? Столь быстрый переход от ненависти к любви. Чуть пригрел ребенка, рассказал анекдот, сделал подарок – и готово? Доверие и любовь завоеваны?».
Я пожал плечами и шагнул ближе. Маша зажмурилась.
Я кашлянул. Девочка открыла глаза.
— У меня есть еще любимая, вот эта, с собачкой, — сказал я, снимая с полки кружку. Поднял ее повыше и отпустил. Осколки разлетелись по всей кухне. Маша, не понимая, смотрела на меня.
— Знаешь, я думаю, что без блюдец кружкам будет скучно, — я достал пару блюдец и одно протянул девочке. – Давай кидай, — улыбнулся я.
— Что кидать?
— Блюдце. К кружкам до кучи, чтоб не скучали, — и я шмякнул свое об пол. Брызнули осколки. — Давай, давай, смелее. Чего ты боишься? Посуду никогда не била? Давай. Привыкай.
Я взял блюдце из ее руки и бросил на пол. Девочка вздрогнула.
— А тарелки? – я взял тарелку и протянул Маше. – Тарелку сама, я посмотрю.
Маша выпустила тарелку из рук. Ударившись о керамогранитную плитку, тарелка раскололась на две половинки.
— Ну, кто же так посуду бьет, — протягивая девочке следующую, возмутился я. – Поднимаешь повыше и с силой об пол. Давай, я посмотрю.
Маша робко улыбнулась.
— Давай, тренируйся. А то с таким навыком замуж выходить нельзя. Тебя же проверять будут, как ты посуду умеешь бить.
Девочка высоко подняла тарелку, зажмурилась и со всей силы грохнула об пол. Звон разбившейся тарелки слился с трелью дверного звонка.
— Молодец! — сказал я и пошел открывать, недоумевая, кого это черт принес в такую рань.
В дверях стоял сосед снизу в майке, с сигаретой и мусорным ведром в руке. Я поморщился, сосед торопливо затушил сигарету о ведро и бросил окурок внутрь.
— Привет, Борь, — поздоровался я. – Ты чего с утра пораньше?
— Привет, — ответил он. — Да вот, пошел мусор выносить и слышу, у тебя посуду колотят. Чего, жена вернулась?
— Нет, племянница.
— Ну, да? Крутая девушка, познакомь.
— Заходи, — посторонился я.
Борис оставил пустое ведро за порогом и прошел на кухню.
— Ути, господи! – воскликнул он, увидев Машу, стоящую среди осколков. — Это все твоя работа? – обвел он глазами кухню.
Маша смущенно пожала плечами.
— Правильно, — кивнул Борис. — С ним так и надо. А то у него бабы не держатся. Ты его вот так держи, — и Борька сжал кулак, показывая, как надо меня держать.
— Ну, привет, — ткнул он меня в плечо. — Не буду мешать вам развлекаться.
— Молодец, — сказал я Маше. — Видишь, Борьке понравилось, как ты посуду бьешь.
— А кто это? – спросила девочка.
— Наш сосед снизу. Ну, давай, теперь подметать.
Когда осколки были убраны, а пол на кухне и в коридоре даже пропылесосен, я спросил:
— А что ты хотела приготовить на завтрак?
— Яйца, — ответила Маша. — У тебя яйца есть?
Я прикусил язык, чтобы не пошутить.
— Должны быть. Посмотри в холодильнике, — предложил я.
Девочка открыла холодильник. Отсек для яиц помещался на самом верху дверцы.
— Высоко, мне не достать.
— Встань на стул.
Маша пододвинула стул к холодильнику.
— Омлет умеешь готовить? – спросил я.
Взобравшись на стул, она кивнула.
— Бери тогда четыре.
Маша двумя руками ухватила четыре яйца. Последнее, пятое, почему-то начало падать. Девочка качнулась, пытаясь его поймать. Я кинулся ловить Машу. Я сумел, она нет.
— Ну, — спросил я, держа испуганно глядящую на меня девочку, — бьем остальные?
— Нет, — неуверенно улыбнулась она, — есть будет нечего.
— Правильно, — я снял Машу со стула. — Готовим яичницу, омлет не получится. Молока нет. Сковородка в плите. Масло вот, — я достал из холодильника масленку. — Сейчас уберу разбитое яйцо и умоюсь, ты готовь пока.
Пока я чистил зубы и брился, Маша гремела на кухне посудой.
— Кофе варить умеешь? – спросил я, выйдя из ванной.
— Нет, мама не пила кофе, — ответила девочка, раскладывая чуть подгоревшую яичницу по тарелкам.
— Я сварю. Будешь кофе? Или лучше чай?
— Лучше чай. Я где у тебя хлеб? Я не нашла.
— В холодильнике. Я редко дома ем, чтобы не сох быстро. Чай какой, черный, зеленый?
— Обычный чай.
— Из пакетика пойдет?
— Пойдет.
Я сунул два куска хлеба в тостер, пакетик «Липтона» залил кипятком и сел за стол.
— А кофе? – спросила Маша.
— Потом сварю. А то яичница твоя остынет.